Я учила испанский. Я же ведь была названа Долорес. Это мое настоящее имя. От слова "страдание".
В 15 лет я попросила маму поменять в паспорте это имя, меня за него травили советские дети в пионерлагерях. Я всегда называла себя Люся.
Когда я выросла, я работала в звуковом журнале "Кругозор". Делала пластинки.
И я работала над звуком того диска, который был у меня посвящен испанскому узнику, проведшему в одиночке 23 года. После смерти диктатора Франко его выпустили и чтили как героя: он не давал показаний против своих.
Он потом давал показания, путешествуя по всему миру. Его слушали. О нем написали пьесу и ее играли в театрах. Я вставила в свою пластинку (6 минут) страшную запись: крик ребенка, когда началось ташкентское землетрясение. Его отец проверял работу магнитофона, и этот детский вопль записался.
И еще я вставила туда испанскую песенку, которую выучила на уроках:
Мемориа, мемориа, долоре-долор.
Память, память, страдание-боль.
Мою пластинку запретили. Тогда.
У меня сейчас отбирают Мемориал*, память об осужденных и расстрелянных, о брошенных под грузовик и умерших голодной смертью, о замороженных в грузовиках по пути от лагеря к лагерю, о замученных пытками на Лубянке и на Колыме, о забитых недавно на улицах, в вагонзаках и в мили-полиции. О сидящих в заключении по сфабрикованным, фальшивым делам. О тысячах таких заключенных, опасных для властей.
Пусть на меня снова заводят дело об оскорблении президента.
Я отказываюсь от звания лауреата Государственной премии. Потому что мне вручал значок, коробку и букет президент Путин. За пьесу, посвященную тем, кто не вернулся из лагерей. За память о них.
Людмила Петрушевская
