Её звали Мария. Она завивала косы.
Я лежал на пути, на дороге, когда с базара
Она шла и несла душистые абрикосы,
И такими смотрели прохожие вслед глазами,
Что могли бы наняться к Иуде учениками.
Впрочем, люди как люди. Безгрешные, не иначе.
Вы когда-нибудь видели, как могут плакать камни?
Если нет, из чего тогда строили стену плача?
Башня рыб - Магдала - после лова сушила снасти.
Её звали Марией. Распутницей. Магдалиной.
Наливала масло в кувшины из алебастра.
И зрачки ее были, как косточки из оливок.
А меня убирали за пазуху и на сердце.
Мне на сердце было удобней. По крайней мере,
Был уверен - отсюда мне никуда не деться,
Пока, словно круги по воде, расходилась вера.
Галилейское море. Мощеных дорог каналы,
Под горбатыми сводами крипты стихали хрипы.
У Петра, как обычно, одна мелюзга клевала.
Кто-то снова ходил по волне и тревожил рыбу.
Стены белые. Солнце. Мир тёк молоком и медом.
Фарисеи и мытари плыли по пыли в Пейсах.
Ей повесили камень на шею позором рода
И вину. А вина здесь по-прежнему хоть залейся.
Одержимая бесами, бедами. В синагоге
Отпевали грехи, прикрывая в экстазе веки.
Я запомнил её следы. Она шла за богом,
Потому что в нём она видела человека
Со своими слезами, сомненьями и бессильем,
Под холстиной - живое тело, запястья целы,
Не пророка, не проповедника, не мессию.
Если камнем прицельно в висок, то хотя б за дело.
Голова не обрита. Сплетенные сети цепко
Всё держали, тряслись на ветру бородой раввина.
Убежала. В скрижалях фундамента старой церкви
Я - тот камень, не долетевший до Магдалины.
Её звали Марией. Джульеттой. Кончитой. Анной.
Этих странных женщин, идущих, зовущих, ждущих.
Вы когда-нибудь знали, что их могут помнить камни?
Если нет, из чего тогда сложены ваши души?
А настоящие женщины для меня далеко не все. Только чувственные и сострадательные, нежные, заботливые, преданные и ответственные.. Которые не только мужа раненого своего с поля боя вынесут, но и кошку, и собаку.. А не бездушные эмоционально тупые тётки.
С Праздником, мои хорошие! Сонечка, Альбачка.
