Лазарет пахнет спиртом, карболкой, бинтами, йодом,
а война - безысходностью, болью и безнадёгой.
Милосердные белые птицы приносят воду.
Человек обращается к богу, не веря в бога:
"Боже, сделай меня раввином, муллой, аббатом.
Я иду на войну, на войне меня убивают. Каждый день, каждый час.
Мне не нравится быть солдатом.
В мире столько любви, что сказать не могу словами.
Не бывало ещё у меня ни жены, ни дома.
Я построил бы дом, я поставил бы в поле улей.
Но мне дали железо, железо да тюк с соломой,
шерстяную шинель, комариную песню пули, жар кровавых рассветов,
махры полтора кисета.
А ведь я же тебя никогда не просил об этом.
Свою первую жизнь я провел по колено в правде.
Я не помню имён командиров и цвета флага.
Помню, мы отмечали с друзьями какой-то праздник, но раздался сигнал, и нас всех повели в атаку.
Нас сближало единое жгучее чувство страха, кем бежал я вперед - желторотым юнцом сопливым,
сапогами по глинистой жиже, по травам чахлым.
А потом меня в землю зарыли под тонкой ивой
в неуютной чужой стране, в незнакомом месте.
Сидя в тёплых квартирах, легко не бояться смерти.
Для второй моей жизни ты сделал меня прочнее, вероятно, учёл замечанья и сделал вывод.
Меня с фронта мотало на фронт - хороши качели.
Паровозы гудели протяжно, солдатки выли,
выли ветхозаветно, как будто у них две глотки.
Продавали газеты, крупу, пирожки с грибами.
Я не помню числа, но я помню того малого, что беззвучно губами просил: "Напишите маме",
и совал нам чернильное имя села-деревни, где мурлыкала кошкой река и цвели черешни.
Через месяц нога стала чёрная от гангрены,
Через сутки случилось проклятое наступление.
Нас сближало единое/ разное чувство веры.
А потом хоронили меня под высокой вербой.
Третья жизнь. Третий раз я вяжу временные петли.
Сотвори меня камнем, усталой водой сегодня.
Я не знаю, что там, за чертой - темнота ли, свет ли.
Собери меня, бог, из цветов, из чего угодно.
Только больше не возвращай меня, бог, назад, и,
вроде я говорил - мне не нравится быть солдатом".
Бог глядит на него через марево, дым и копоть.
Бог стреляет в солдата из вражеского окопа. Прорастают колосья на пахотном поле брани. А потом бог ложится с ним рядом и умирает
деревянной колодой, безмолвной дубовой чуркой.
И тогда всем является чудо, такое чудо.
Открывает солдатик глаза в медицинской части, прекращает войну навсегда и идет за счастьем.
Открывает глаза свои бог, запускает сердце.
Гладит солнце дорогу, пылят по дороге берцы,
И летит над ней небо, и вести летят, и ветер.
Потому что любовь. Потому что сильнее смерти.
(Резная СвирелЬ)
