брешут наверно опять
На фотографии последнего года войны голландские девушки, арестованные за связи с оккупантами, непринужденно курят и улыбаются. Вряд ли они догадываются о том, что совсем скоро их подвергнут публичной экзекуции - поставят на колени в навозе, обреют волосы и выкрасят головы в оранжевый цвет. Moffenmaiden- "девушки для фрицев", во Франции их называли "подстилками для бошей", на оккупированных территориях Советского Союза - "шоколадницами" и "немецкими овчарками".
В Норвегии, где нацистские оккупационные власти приветствовали связи солдат с местными девушками, во время войны и сразу же после ее окончания от подобных связей родилось 10-12 тысяч детей. Примерно две трети из них были зарегистрированы в документах организации Lebensborn ("Источник жизни"), созданной в 1935 году по инициативе рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Эта организация занималась, в частности, распределением в приюты детей, родившихся на оккупированных территориях от сожительства "расово полноценных" одиноких матерей с немецкими солдатами или офицерами. Помимо Германии, Lebensborn управляла родильными приютами в Норвегии, Дании, Голландии, Бельгии и Франции.
Во Франции, по разным подсчетам, родилось до 200 тысяч "детей оккупации". С 2009 года в Германии действует закон, по которому дети немецких солдат и офицеров, рожденные от французских матерей, имеют право на немецкое гражданство. Французско-немецкая ассоциация C#339; urs sans Fronti#232; res ("Сердца без границ") объединяет подобных детей с их ровесниками, рожденными от французских солдат матерями-немками; ассоциация помогает в поисках родственников и устраивает ежегодные встречи.
Разумеется, во время освобождения Европы отношение к подобным детям было совсем иным. Героиня рассказа Сомерсета Моэма "Непокоренная", француженка, убивает своего ребенка, рожденного от немецкого солдата. "Непокоренная" была написана Моэмом в 1944 году, в разгаре проводившейся во Франции кампании, позднее получившей название #233; puration sauvage ("незаконная зачистка").
В ходе этой кампании, призванной выявлять и казнить коллаборационистов, около 26 тысяч девушек, родивших детей от немцев или просто подозревавшихся в связях с оккупантами, были подвергнуты публичным унижениям, включавшим бритье головы. Личный секретарь Уинстона Черчилля писал: "Мимо нас, под аккомпанемент ругани и угроз, медленно ехал открытый грузовик. В кузове было около дюжины женщин, все - с обритыми наголо головами, низко опущенными от стыда".
Надо заметить, что в самой Германии в это время находилось более пяти миллионов иностранных рабочих, угнанных с оккупированных территорий. Случалось, что немецкие женщины и девушки вели себя с ними, скажем так, не совсем в соответствии с декларируемыми моральными принципами нацистского государства; об этом, в частности, упоминается в отчете чиновника Департамента расовой политики: "Многие немецкие женщины не стыдятся заводить дружбу и даже вступать в интимные отношения с этими мужчинами чуждых нам народов. Они (женщины) позволяют себе открыто выпивать с мужчинами, которые даже не говорят по-немецки, в публичных местах, а потом исчезают с ними в парках или полях".
Эти женщины рисковали своей свободой: по законам Третьего рейха сексуальные отношения с людьми неарийского происхождения наказывались тюрьмой. Однако эти законы практически никогда не применялись в отношении солдат и офицеров вермахта - ни на Западном, ни на Восточном фронте.
Славяне, с точки зрения нацисткой расовой теории, считались "неполноценными", однако, несмотря на это, армия смотрела сквозь пальцы на связи между немецкими военными и женщинами с оккупированных территорий. Когда же это стало превращаться в проблему (ведь зачастую подобные отношения оказывались не только длительными, но и приводили к рождению детей), армейское руководство решило положить этому конец, и в 1942 году был выпущен циркуляр, в котором среди прочего говорилось, что "русские женщины недостойны внимания немецкого солдата".
В послевоенном Советском Союзе этот аспект войны был табуирован. Интересно, что, несмотря на отдельные случаи уголовного преследования, в Советском Союзе женщины, уличенные в сексуальных связях с нацистами, не подвергались социальному остракизму. Кто-то мог уехать в другой город из-за угрозы ареста, кто-то подделывал в документах дату рождения ребенка, однако ни о каком бритье головы или стоянии на площади с табличкой "Я спала с немецкими свиньями" (как это делалось во Франции или Голландии) речи не шло.
Интересно, что в той же Норвегии участь подобных женщин была более печальной: после освобождения этой страны пять тысяч женщин, родивших детей от немцев, были осуждены на полтора года принудительного труда, а их детей распределили по сиротским приютам.
В современной России история этих женщин и их детей до сих пор остается неисследованной. Но все же в последние годы были удачные попытки донести до широкой аудитории эту проблему: фильмы "Франц + Полина" Михаила Сегала, снятый в 2006 году и получивший несколько европейских и российских кинопремий, и "Одна война" Веры Глаголевой, вышедший в прошлом году, хотя бы отчасти восполняют этот пробел.