Ездил я тут из своего Усть-Лабинска в одну из далеких станиц... в предгория... если проехать еще километров 10, то дорога закончится... вообще закончится. И оказываетесь вы в действительно девственных краях... коли люди туда и забираются, то по большей части это родственники там живущих и доживающих...
И чем дальше от Краснодара, тем заметнее, что жизнь замедляется или в некоторых местах замерла в разрушительной дремоте... сродни забвению...
Куреня, оставшиеся без своих хозяев ветшают... разваливаются. Многие уже смотрят на этот ужасающий мир окнами, в которых нет стекол или они треснули... полисадники и лабазы заросли будыльём... заборы покосились... сараи и лабазы подломились... как будто даже домовые ушли из этих некогда пышевших жизнью домов...
Те же, в которых еще живут люди, или выглядят как на лубочных картинках с расписными ставнями, выбеленные стены, ухоженные дворы и зады...
Или уже покрылись трещинами, какие уже незачем заделывать или сил на это уже нет...
А ведь это раньше были цветущие края, гордо называемые житницей...
И на мгновение вдруг покажется, что из вон того дома выйдет на крыльцо Семен Давыдов... в окне того куреня сидит Макар Нагульнов, тыкающий заскорузлыми пальцами, покоричневевшими от махры, в учебник аглицкого языка, чтобы разговаривать с мировой контрой... или из тех вон дверей кубарем вылетит дед Щукарь со своими завиральными побасенками... пройдет, поколыхивая крутыми бедрами казачка, от которой глаз нельзя отвести... от её походки... а уж как взглянет, ну так карими глазами полоснет по душе, поглотив сердце чубаносца... мелькает вся плеяда реальных и вымышленных героев и обычных жителей...
Или в голубой вышине кружит гордая степная птица над бескрайними полями-морями, мерно волнующимися под ветром...
Но это приятное наваждение быстро улетучивается... глаза опять утыкаются в очередной заброшенный дом... с крыльцом, забуревшим от дождей... по которому уже много дней не ходил человек...
