Когда мне было четырнадцать лет, я мечтала стать актрисой. Я была симпатичной, но очень застенчивой и неуверенной в себе девочкой. Я надеялась, что профессия актрисы поможет мне преодолеть это и, конечно же, сделает меня знаменитой. Иногда перед сном я мечтала, как снимусь в настоящем кино, и все мои знакомые увидят меня на экране и скажут: "Это же Элька! Мы ходили с ней в одну школу. Надо же, кем она стала!?" И папа тоже увидит и, конечно же, пожалеет, что бросил меня и маму. От своей подруги я узнала, что в райцентровском доме культуры открылся драмкружок, и, в один прекрасный день, решила сходить "на разведку".

Драмкружок располагался в небольшой узкой комнате с одним окном. Вдоль стен было расставлено большое количество стульев, но только на некоторых из них вразнобой сидели пять или шесть человек. Я прошептала свое "Здрасьте" и присела на ближайший к двери стул. Люди в комнате не обратили на меня внимания и продолжали что-то говорить. Первую минуту я только слышала, как стучало мое сердце. Казалось, оно сейчас выскочит из груди. Через какое-то время я начала дышать ровно, но все равно мало что видела, потому что не решалась поднять глаза, и лишь смотрела на свои руки, лежащие поверх красной ткани плаща. Мне было жарко, но встать и снять плащ я не отважилась.

Когда я немного успокоилась, то смогла оглядеться. В комнате находилось трое девушек, пара ребят, а недалеко от меня сидел молодой красивый мужчина, темноволосый, с короткой черной бородой. Каждый из присутствующих что-то читал по очереди, держа перед собой тетрадку и время от времени заглядывая в нее. Я поняла, что люди декламируют свои роли. Когда чтение закончилось, я представилась, и сказала, что я тоже хочу заниматься в этом кружке.

Руководителем драмкружка оказался темноволосый мужчина. Его звали Дмитрий Романович. Когда он посмотрел на меня, я заметила, что у него яркие голубые глаза, но я сразу же смутилась и стала смотреть на свои руки. Я не любила, когда люди меня разглядывали или смотрели на меня. Тогда я не понимала, что это был мой собственный взгляд на себя, потому что мое растущее и преображающееся тело заставляло меня стыдиться изменений, происходящих с ним. Переходный возраст, вот как это называется: ты уже не ребенок, но еще не взрослый, ты находишься в пространстве между этими двумя мирами.

Дмитрий Романович сел за один из столов и пригласил меня устроиться напротив. Он стал расспрашивать меня, сколько мне лет, в каком классе я учусь, почему захотела заниматься в драмкружке. Я отвечала, глядя ему прямо в глаза. Посмотрев в них однажды, я уже не могла отвести свой взгляд в сторону, потому что не знала, как это сделать. И чем больше я смотрела в его голубые глаза, тем больше чувствовала, что между нами словно бы протягивается ниточка понимания, устанавливается какая-то связь. Это продолжалось до тех пор, пока, наконец, он не предложил мне прочитать что-нибудь, чтобы проверить мои актерские способности.

Откуда-то он достал литературный журнал, в котором было напечатано небольшое стихотворение о Сент-Экзюпери. Пока я готовилась, остальные весело болтали о своих впечатлениях после просмотра их предыдущего спектакля. Минут через пять я сказала, что готова. Подойдя к зеркалу около двери, чтобы поправить волосы, я увидела свое отражение: круглые от волнения глаза и румянец во всю щеку, отливающий в искусственном освещении фиолетовым. Встав посреди комнаты и держа в руках журнал, я громко и выразительно, как мне показалось, прочитала стихотворение, глядя в пространство прямо перед собой. Наконец я произнесла последнюю строчку "Пилот Сент-Экс, поэт Экзюпери" и мои мучения закончились.

Я посмотрела на присутствующих и увидела, что все улыбаются и кивают друг другу. Я села на место и смущенно выслушала похвалы в свой адрес от одного паренька, а потом и от Дмитрия Романовича. Мне предложили сыграть роль еврейской девушки Сони в пьесе "А зори здесь тихие", которую они как раз репетировали. Мне сказали, что я на нее похожа. Я была в восторге и очень обрадовалась. В тот момент я верила, что моя мечта сбудется, я стану актрисой и буду играть на настоящей сцене! Мне осталось только переписать свою роль и начать ее учить.

Следующее занятие было в субботу. Я летела туда, как на крыльях, и пришла на этот раз вовремя. Я уже не боялась ничего и никого. Войдя в знакомую большую комнату, я увидела одного Дмитрия Романовича.
- А где все? - удивленно спросила я - Будут сегодня занятия?
- Будут, - улыбаясь, ответил Дмитрий Романович - Порепетируем сегодня твою роль.
- Я ее только переписала, еще не выучила - ответила я.
- Ничего страшного. Давай, садись сюда, будем читать.

Мы сели рядом за стол и несколько минут я соображала, что именно мне читать. Дело в том, что я переписывала свою роль по всем правилам, то есть не весь текст пьесы, а только предыдущую реплику другого персонажа, а затем свою. Волнуясь, я начала читать реплику за репликой. Дмитрий Романович сидел рядом и слушал, не говоря ни слова.

Краем глаза я видела, что он смотрит на меня. Под его взглядом мне становилось все жарче и жарче. Дышать стало вдруг очень тяжело. Ужасно мешало еще мое шерстяное платье, ворот которого был слишком жестким и натирал шею. Приходилось постоянно одергивать его, и это заставляло меня нервничать еще больше.
Наконец я дочитала до того места, где фашистская пуля убивает Соню и она падает на землю.

- Я буду падать? - спросила я, переводя дух.
Дмитрий Романович встал и вытащил один из гимнастических матов на середину комнаты.
- Да. Вот, сюда.
- И на сцене тоже?
- Да, и на сцене. Ты зайдешь за белую ширму, на которую будет проецироваться твоя тень, и там упадешь. Подойди сюда.

Я подошла. Черный пыльный прямоугольник гимнастического мата лежал передо мной.
- Падай, - сказал Дмитрий Романович.
Я не знала, как мне быть. Я засомневалась.
- Ну давай же, Эля, не стесняйся.
- Я не стесняюсь, - пробормотала я, - Просто платье на мне такое тесное. Может быть, в следующий раз?
- Тебе нужно попробовать упасть, - настойчиво сказал Дмитрий Романович.

Я растерянно смотрела вниз. На мне действительно было тесное шерстяное платье длиной до колен. Ели я упаду сейчас перед ним на этот грязный мат, подол обязательно задерется. Мне вдруг стало очень жарко.
- Платье у меня тесное такое, - снова сказала я, цепляясь за эту фразу, как за спасательный круг. Я подумала, что, может быть, надо было надеть что-то другое, свитер и юбку, как в прошлый раз. Тогда у меня, наверное, получилось бы упасть.
Платье уже просто жгло мое тело, повиснув на плечах тяжелым грузом.

- Ты будешь падать, или нет? - раздраженно спросил Дмитрий Романович.
- Да, сейчас, - с чувством обреченности сказала я.
- Давай. Я тебе помогу, - сказал Дмитрий Романович и протянул ко мне руки.
Я отступила назад. Рукой я оттянула тесный ворот платья.
- Я не могу. Это платье. Оно мешает мне, оно такое тесное и неудобное.
Я снова потянула ворот. Мне было неловко и как-то не по себе. Мне нужно было просто упасть, репетируя роль, перед руководителем драмкружка на пыльный гимнастический мат. Но я чувствовала себя так, как будто бы я должна была сделать что-то постыдное, нехорошее.

Я ощущала взгляд Дмитрия Романовича, не смея взглянуть на него. Лицо мое пылало.
- Хорошо, - наконец услышала я его голос, - Можешь идти домой. На сегодня репетиция окончена.
Не глядя на него, я быстро взяла свой плащ, тетрадку и, пробормотав "До свидания?" вышла.

На улице холодный осенний ветер остудил мое разгоряченное лицо. Я шла, опустив голову, словно все еще стыдясь чего-то. Я не хотела думать о том, что произошло. Мне было непонятно, почему Дмитрий Романович так настойчиво хотел, чтобы я упала на этот мат? Вернувшись домой, я уже почти не вспоминала об этом событии, а после того, как поиграла с маленькими котятами, то совсем забыла. До вторника, когда должно было состояться следующее занятие.

На этот раз я снова опоздала. Я поднялась на второй этаж и подошла к знакомой комнате. Я не решилась войти. Я побродила какое-то время по полутемному коридору, иногда подходя к двери и прислушиваясь. Оттуда раздавались чьи-то веселые голоса, а время от времени - громкие взрывы смеха. Я подумала, что, может быть, это не они. Может быть, они занимаются в другой комнате. Или вообще сегодня репетиции не будет.

Мимо меня по коридору прошла уборщица, неся в руках ведро и швабру. Мне показалось, что она неодобрительно посмотрела на меня. Я подумала, что могу у нее спросить, где проходят занятия драмкружка. Но я не сделала этого. Я просто развернулась и пошла домой. Я говорила себе, что приду сюда в четверг, или, может быть, в субботу. Но ничего этого я делать не стала. Больше я на занятия драмкружка никогда не ходила.

Прошло время. Несколько раз я видела в городе Дмитрия Романовича, но никогда с ним не здоровалась. Он со мной тоже. Я надеялась, что он не помнит меня. Окончив школу, я выбрала для себя профессию программиста. Я так и не стала актрисой. И, честно говоря, я об этом совершенно не жалею.