1997 год, декабрь. До нового года оставалось пару недель. Зима в этот год выдалась малоснежной, но зато в компенсацию - холодной и промерзлой. С неба сыпались то ли белые снежинки, то ли крупа, которая пронизывающим потоком ветра перекатывалась в сухих хрустящих листьях под ногами. Ворот бушлата был поднят. Вот так, с поднятой рукой у обочины, он стоял уже минут двадцать. "Богатые таксисты стали, сволочи", думал он про себя каждый раз, когда такси пролетало мимо. На другой руке болтался пакет с бутербродами и наполовину пустой бутылкой кока-колы, из которой он то и дело делал небольшой глоток. "Дура!", думал он, "Не хочет по-хорошему - не надо". Школьная подруга - Дашка, первая любовь, в очередной раз доведя своим поведением, заставила бросить все и посреди ночи сорваться обратно в часть. Блин, а ведь он только ради этой увольнительной простоял в наряде по столовой всё празднование 850-летия Москвы, вместо того чтобы поехать с друзьями к университету на шоу Мишеля Жара. "Да будь она неладна". Перекладными он уж как-нибудь к утру доберется до казармы в Лефортово.

Эй, солдатик, - послышалось за спиной, - Помог бы? Повернувшись назад, он увидел длинноногую блондинку в короткой юбке, неудачно раскорячившую ноги на высоких каблуках в попытках запихнуть в багажник блестящего "Лексуса" сумки из супермаркета. Часть продуктов уже высыпалась на асфальт из оборвавшегося пакета. Собирая рассыпавшиеся по улице бутылки кефира и сыр, он, особо не смотря ей в глаза, замерзшими пальцами помогал складывать пакеты в машину.
- А ты милый... И зачем таких в армию призывают. Замерз тут небось?..
Последний пакет исчез за захлопнувшейся крышкой багажника, нависло неловкое молчанье благодарности.
- Может тебя подбросить?
Пассажирская дверь "Лексуса" открылась, и тут Макс заметил еще одну блондинку. Но в отличие от первой эта была уже вульгарно накрашена и менее привлекательна.
- Лена, ты что, сдурела? Хорош тебе развлекаться и любезничать, тебе что, в этом поганом Доллсе кобелей не хватает? Сейчас Алик приедет, опять свой цирк устроит, тебе и так проблем мало?
- А мне его жалко, давай возьмем его с собой?
Макс молча стоял, ничего не понимая, в голове все еще вертелись мысли о Дашке и её выходках. Озябшему и голодному ему сложно было адаптироваться к столь быстро меняющимся событиям.
- Садись с нами, поехали, мы тебя подвезем, тебе куда?
- В Лефортово.
- А поехали к нам?

Какой то малознакомый поворот с садового кольца, темный двор, консьержка в светлом подъезде, лифт. Прихожая, хорошая мебель - как и вся квартира, в общем. Кухня в современном стиле.
- Ты садись. Есть, наверное, хочешь? Да брось ты свои бутерброды, там йогурты в пакете, колбаса, хочешь, я тебе макароны сварю?.. А колбасу тебе пожарить? Что молчишь как бедный родственник, будь как дома!
Макс хотел сказать, что жарить колбасу, варить макароны он умеет и сам - еще в первые дни армия многому научила. Еще он хотел поделиться о наболевшем, о том как ему надоела эта армия и эти пропитые рожи военачальников, казармы, сечка в алюминиевой кастрюле, килька на завтрак... Но он промолчал, тихо разглядывая особенности местной кухни.

Его мысли прервал резкий звонок домофона. Ленка выскочила из ванной в одних трусиках и понеслась к окну с воплями: "Гасите свет, это опять этот кретин приперся!" Кто он, этот кретин, Макс не понимал - скорее всего, тот ранее упомянутый у супермаркета Алик. В образовавшейся темени Максим тоже подкрался к окну. Перекинувшись через раму, во дворе он увидел в окружении черного блеска "Гелендевагенов" белый "шестисотый".

- Тихо, башку спрячь! Не высовывайся, а то не уедет.
- Маш, может, впустишь его?
- Блин, он, наверное, увидел свет, щас до утра будет звонить в дверь - не успокоится. Опять нажрался скотина в своем казино, теперь приперся, типа, Леночка, пожалей, я такой несчастный... Ничего, пока трешку на Арбате не купит, пусть даже не звонит. Ладно, девочки, тихо тут, не обращаем внимания, через полчаса упрет к своей мымре.
И правда, через несколько минут звонки прекратились.

Съев всю колбасу и макароны, Максим уперся локтями в подоконник, разглядывая фиолетовые тучи осенне-зимнего неба, крохотные огоньки фонарей и проезжающих по садовому кольцу машин. Его мысли снова прервал Ленкин голос:
- Ну ты что, малыш, тут спать собрался?! Вот тебе полотенце, иди в душ. Потом приходи, только к Машке не долбись, напугаешь, да и не заслужила она сегодня такого счастья, со мной поспишь. Ща, я только штукатурку с лица смою.

Аккуратно сложив камуфляж на стиральную машину, он включил горячую воду. Стоя в ванной, и направив поток горячей воды из душа в лицо, он стоял и думал о происходящем. Острые, как иголочки, струйки душа приятно щекотали лоб, щеки, нос... Выходить не хотелось, думать - тоже... Хотелось просто стоять и все. Хоть всю жизнь. Горячая вода смывала чувство вечного казарменного холода, осадок горечи от обиды Дашки и все то, что так наболело и не давало расслабиться.

Вытершись и обернувшись толстым махровым полотенцем, он вышел из ванной и пошел вдоль темного коридора.
- Эй, сюда иди, что ты там потерялся?.. Блин, стол не переверни... Ложись, одеяло одно.
Лежа на своей части кровати, он пытался в темноте разглядеть комнату в свете ползущих по стенам прямых линий отражений фар мчащихся за окном машин... Какие то новые чувства любопытства зарождались в голове.
- Так дело не пойдет, ты правда такой скромный и молодой или прикидываешься тормозом?
Нежные женские ноги оплели его тело. И вот она уже полностью перелезла на его половину кровати, а потом и на него... Закрыв его глаза своей рукой, Ленка прикоснулась губами к щеке Макса...

***

- А ты какой-то не такой, не как все. Знаешь, малыш, как надоели эти жирные свиньи... Скачешь как белка вокруг шеста, а они запихивают тебе в трусы свои грязные баксы, и ведь только для того, чтобы незаметно полапать тебя за задницу. Они думают, что могут купить всех и вся? Жирные мрази. А ты правда такой неиспорченный или притворяешься? Как с другой планеты... Ладно, давай спать, тебя во сколько будить утром?

Тихий и крепкий сон прервал заливистый звон будильника. За ночь он не проснулся ни разу. Надо было вставать, но нежные и теплые руки обвивали тело и не давали встать. Да и вылезать из-под окутанного женской лаской теплого одеяла желания не было. Пролежав так еще "пару минут" и посмотрев на зеленые цифры электронных часов, он понял, что на утренний развод уже давно опоздал.

Макс, шаря по пыльному полу руками, начал искать под кроватью свою форму.
- Зайка, ты так быстро оделся... А можно я не буду вставать, ну пожалуйста? А у тебя, наверное, денег нет? Возьми там - в сумке, что значит не надо?.. Ты что, типа гордый?
С этими словами она наполовину вылезла из-под одеяла и достала из сумки несколько стодолларовых купюр.
- Возьми, дуралей, купи себе что-нибудь, а то вон тощий какой. Блин, ну возьми, не выпендривайся. А говорят военным денег мало платят, не хочешь - не надо, тогда иди сюда, я тебя на прощанье поцелую.
Лена стала тащить Макса к себе, вцепившись тонкими, но цепкими пальцами в край его кителя и форма соскочила сама собой. Сначала Макс пытался сопротивляться, но не смог, а может, и не захотел...

- Малыш, звони, - она протянула клочок бумаги с нацарапанным номером телефона... Погоди, - она снова скрылась в комнате, - Возьми хоть бутылку "Чиваса", с друзьями выпьешь, может быть, меня вспомнишь.

На развод он опоздал; сидя в такси и следя сонными глазами за дворниками, размазывающими грязь по стеклу, Макс пытался переварить в голове события прошедшей ночи. Он молчал, точнее ему хотелось молчать, и не было ни желания, ни сил отвечать на докучающие вопросы таксиста... В душе была смута от пережитого: было одновременно чувство и свободы, и какой-то грязи на душе: от нарушенного обещания не изменять Дашке, от чрезмерной искренности стриптизерши, от хорошего секса, от сытого желудка. Выскочив из такси он быстрыми шагами прошел мимо ворот части. Через КПП уже не пойдешь - поздно, патруль спалит. Как всегда - через забор. Перелезая, он неудачно закинул ногу через черные прутья, тяжелая бутылка выскользнула и с глухим хлопком разлетелась на мелкие осколки по запорошенному долгожданным снегом асфальту.

"Ах ты, зараза, а ведь за этот "Чивас регал" мог у ротного еще пару таких увольнительных выпросить", - подумал он, глядя на расползающееся темное пятно виски по первому снегу...