Он наткнулся на неё случайно, когда просматривал список заглянувших в его анкету. Посмотрел на фотки. Непритязательное, в общем, лицо чем-то таинственно притягивало. Потом он осознал, что на её фотках отчётливо угадывались черты его матери, но пока просто так отложил в контакт-лист. Ребёнок совсем: вдвое моложе.

В течение недели пару раз заглянул полюбоваться, что отразилось на её списке.
Завязался незатейливый диалог. Ему импонировала краткость её слога и образность мышления.

Тем более что незадолго он вёл "задушевную" переписку с подобной барышней, пытаясь стихами и мудрыми наставлениями отвлечь её от осенней истерики. Это ему почти удалось, но вороха незаслуженных ответных колючек изрядно его притомили.

В переписке с ней, он отдыхал, посылая разные чужие стихи из сокровенных запасов своей души и памяти.
Благодарные ответы были адекватны,
но однажды она написала:
"Знаете, Вы - единственный, кто присылает стихи... А это очень приятно. Я их все сохраняю :) За что Вам огромное спасибо. Внесу свой скромный вклад, не судите строго."

В последовавших восьми строках, не вполне зарифмованных, полыхнула такая нерастраченная, притягивающая нежность, такая жажда опереться на сильное, надёжное мужское плечо, что время остановилось.

Подчиняясь семафорному приказу, шхуна легла в дрейф, и капитан Грэй на шлюпке отправился к серой громаде Крейсера. Ловко забравшись по штормтрапу, он долго беседовал с офицерами в кают-компании. Потом капитан крейсера и офицеры долго и тепло прощались с ним, провожая к шлюпке у "адмиральского" трапа.
А когда шхуна опять развернула свои, заигравшие на утреннем солнце алые паруса, и медленно двинулась, окунаясь в утреннюю дымку, салют крейсера тяжко потряс море, а матросы вдоль борта с приветственными криками замахали бескозырками.
И долго ещё команда крейсера изумлённо шепталась, рассеянно бродя по кораблю с отсутствующими глазами и восторженными улыбками. Лишь к вечеру удалось разжечь погасшие топки, и крейсер уполз за горизонт.

Он испытывал восторг и изумление команды крейсера в течение двух суток.

Затем ему стал близок и понятен образ Чудища из сказки "Аленький цветочек".

И только на четвёртые сутки молчания, он спохватился:
"Негоже так. Можно погубить нежные крылышки ночного мотылька, привлечённого ярким фонарным светом."

Взвизгнув, зашипели тормоза, одевая колёса снопами искр. Капкан стрелок, беспощадно лязгнув, перевёл запыхавшийся состав на дружественный путь.
Незатейливый, товарищеский диалог был продолжен, постепенно затихая.

Но многое было осознано с яркой силой.

Нежность!
Ради неё бойцы, презирая смерть, рвались в лобовую атаку на злобного, коварного врага.
Ради неё исходили семью потами, сжимая рукояти плуга.
Ради неё проламывали дороги сквозь буреломы тайги и штормовые просторы морей.
Нежность - бесценная жемчужина (в рыночном измерении), но реальная её цена - Жизнь!

Ты так захочешь теплоты,
Не приглянувшийся когда-то,
Что переждать не сможешь ты
Трёх человек у автомата.

Так ты захочешь теплоты...!