- А правда классно мужа-массажиста иметь? Всегда под рукой. Удобно!Евангелина сползла с массажного стала и стала одеваться. Белое, крепкое, безволосое тело и яркая грива волос с вплетенными в неё косичками. Муж уже протер стол спиртом и собирал его, чтобы отнести на второй этаж. Вера смотрела на действо и никак не могла понять что именно от неё хотят.
Евангелина - девушка без возраста и профессии. Ездит автостопом, вяжет носки и шали, иногда рассказывает о сыне и вспоминает Бога. Никто не знает сколько же ей лет. Но пенсию она получает. И, по её же словам, живет на эти деньги, а также на продажах мёда (у кого-то из её многочисленных друзей своя пасека), конфет и кукол ручной работы. А также перепродает вещи на блошиных рынках, не забывая обновлять и собственный гардероб.
- Пошли чай пить. И перекусим. Сержик устал - тело у меня большое, болящее. Вот сколько сил потратил. Пошли.
Кухня находится рядом, на первом этаже огромной двухуровневой квартиры.
- Круизу - бараньи язычки! У него диета.
В кухню вползает лохматая собака. Евангелина ловко нарезает мясо и даёт ей.
- Бараньи язычки! Евангелина, можно я стану твоей собачкой?
- Нельзя! Не возьму! У Круиза сердце больное и ожирение. И язычки - только для него, старикашечки моего!
Сержик накладывает салаты и картошку в тарелку Вере, хозяйка наливает темно-красную жидкость в рюмки.
- За массаж! За тебя, Сержик! Спасаешь мою поясницу. Вера, ты же не обижаешься на меня? Правда нет?
Вера утвердительно кивает головой.
Да чего уж там обижаться. Муж много лет по выходным исчезал из дома. То у него баня, то вот Евангелина, то массаж. Вера мыла полы, делала уроки. Денег она не видела, массажа тоже. А Сержик, оказывается, спинку Евочке подтянул, попку, ножки... И так она ему благодарна, так благодарна! А вот теперь ей стала интересна жена Сержика. Чем занимается? Кто она вообще. И да, так удивительно: Сержик женат!
Евангелина предлагает чай. Извлекается хозяйский сервиз. Боги! Это "Сирень" Дулёво. Прозрачные чашки с золотой каймой, тонкие, воздушные. И кисти сирени.
- Да, хозяйский, очень дорогой, фамильный сервиз. Им никто не пользуется.
Что? У вериной бабушки тоже такой был? А почему у родственников оказался? Да? Так было завещание составлено! Вера, не переживай, соберем и купим тебе такой же.
Евангелина достаёт из верхнего шкафчика коробку конфет, из металлической коробки печенье.
- Сержик, кушай! Ну и что, что ты мяса не ешь! Вот же ещё салат, хлебушек из пекарни. Может, ещё по бокальчику? Ой, ну Вера, я твоего мужа не спаиваю. За нас красивых!
Сержик с видимым удовольствием опрокидывает бокальчик. Потом выхватывает конфету из середины коробки, потом кусок хлеба с горчицей. Сержик, Сержик! Толстый обмнащик! Так вот ты кого массировал-то! А я, я как?
Вера продолжает улыбаться. Ей нравится эта квартира, большая кухня, скатерть на столе, сервиз и вино. Да, Евангелина здесь временно, вот приедет хозяйка... а пока Круиза надо похудеть. Он же отдышкой страдает. Почти как человек.
Сержик продолжает закидывать конфеты в рот. Да, вкусные и похожи на шоколадные. Как у бабушки. И сервиз, как у бабушки. Вере хочется плакать. Ибо ни сервиза, ни конфет, да и бабушки нет на этом свете. Всё рухнуло со смертью деда и раздела огромного наследства: дачи, жигулёнка и денег на сберкнижках. Вера не получила ничего. Даже чашки-ложки-тарелки. После смерти бабушки родственники передали пакет пряжи, три отреза сумасшедших расцветок и фотографию в самодельной рамке.
Евангелина продолжает солировать. Рассказывает о рынке в Удельне, потом о посиделках в анти-кафе на Тверской.
- Помнишь, как в бане чай пили?
- С мухоморами?
- Ну, Вера, нет, мёдом! А что, в баню ты тоже не ходила? - недоумение и любопытство в голосе.
- Сержик, ну у Верочки такая фигура - почему ты её с собой не брал? Что? Вера плохо баню переносит? Ну и ушли бы пораньше.
Вера не любила эти поездки. Баня, обнаженные тела, массаж... Нет-нет, это не разврат, это.... А что, собственно, это? Сержик приходил довольный, усталый съедал три тарелки супа и потом тянул её в постель. После бани он пах чистотой, а не густым мужским одеколоном.. И выглядел моложе, шустрее орудовал своими приборами ночного и дальнего виденья. Но Веру они мало интересовали. Усталость и опустошение в душе. Одиночество. За 19 лет жития на окраине новыми подругами так и не обзавелась. А те мамаши, с которыми дружно катали коляски по парку, вышли на работу после декрета или вообще поменяли свои квартиры на более престижные около метро, оборвав тонкие нити общения.
- А вы на последний автобус-то успеваете? - Евангелина посмотрела на часы, висевшие на стене за спиной Веры.
- Ой, разговорились мы, Евочка, так всё вкусно, так мило! Энергетика такая в квартире.. - Вера пытается сложить слова в предложения.
Евангелина быстро кидает в сумку Сержика пакет с печеньем, пару вязаных носков и маленькую баночку мёда.
- Мёд не разбейте! Вера ты это, приходи с мужем-то, приходи. Чего молчалива такая? Вот сюда и приходи. Я ж Круиза выгуливаю. Посидим, поболтаем о нашем, о женском.
Сержик прижимает Евангелину к себе. Та что-то пищит в ответ. Дверь в квартиру закрывается. Они успевают - метро ещё работает. Выходят на следующей станции. Навигатор показывает, что последний автобус вот-вот заберет пассажиров у конечной и развезет их по домам. Лично и персонально. На ходу впрыгивают в автобус. Можно выдохнуть.
- Ты, что, меня ревнуешь? К ней? Да ну, я думал ты умнее.
Сержик смотрит на Веру.
- Сереж, ты о ком? Я кого умнее-то?
- Верусь, ну что тут такого? Мне нужна была практика, а Евочка - спина широкая - вот я на ней и тренировался... Ну да, в бане. Ты ж туда сама не ходишь... Вер, ну что ты так себя ведешь? Евочка такая да, много по миру ездила. А мы ж дальше Турции так и не попали.
- Эмираты - шепчет Вера.
- А, ну да, но там в городе же жили, бассейн на крыше. Минареты эти.
Ну и что, что мы обнимаемся? - Сержик прижимается к жене, и та чувствует сквозь ткань брюк все выпуклости-вогнутости мужского организма. Ну да, мы вот так все, массажисты, обнимаемся. А что? Я и тебя так могу обнимать? Хочешь?
- Банка разобьется! Прекрати! На нас же смотрят!
- Ну и пусть! Давай целоваться! Ты же любила на эскалаторах в метро целоваться!
Да, любила. И целовала тебя. А ты дёргался и всё время думал что скажут люди... Да завидуют они, люди эти. Вера мысленно продолжает вспоминать.
- Серый, ты с ума сошел? Мы ж в автобусе!
- Да нас всего трое с водителем! - парирует. - Народ уже весь по домам сидит. Кого тут не стояло?
Мужчина наклоняется к Вере, захватывает губами её рот. Она пытается увернуться. За столько лет совместной жизни муж так и не научился целоваться. Сладко целоваться, чтобы голова кружилась, чтобы растечься в руках и стать тем самым жидким мрамором, из которого Пигмалион слепил Галатею.
-Что-то не так у нас, Серый. Что-то не так. Живу в боли, и болью. Сереж, ну вот что не так?
Начинается дождик. Мягкий, тихонький, шуршащий. Ехать ещё долго. Ночь, лето. Муж обнимает её. Вера смягчается, ей так нравились его руки, сильные такие, плечи, басовитый голос. И куда всё делось: чувства, нежность, страсть?
Я просто ждала тебя, понимаешь. В халатике с молнией. С детьми-погодками. Готовила, мыла полы. Логопеды - кружки. А ты приходил и утыкался в монитор. А как со спиной разговаривать? И так много лет... Серый, понимаешь, со спиной невозможно разговаривать.
А потом новые слова: ретриты, йога, расстановки... И что, помогают? Кого расставил-то? Ты бы себя по углам расставил... Ты возвращался поздно, пихал в меня эту штуку свою, обзывал фригидной.
Я ждала тебя. Того мужчину с прозрачными глазами цвета травы, сильными руками, которого полюбила всем сердцем. Ответственного, чуткого, внимательного. А не вонючего, жрущего всё подряд и ревнующего к фонарным столбам.
А дети выросли. Они видели как на самом деле ты относишься к нам всем. Я старилась. Душой. Понимаешь, Серый? Нет ничего хуже изношенной женской души. Дырявое платье можно зашить. Но лучше выкинуть и купить новое. А душу? Где можно новую душу купить? Я тоже не знаю.
Серёжа, ты меня любишь? - Вера собирается с силами и задаёт вопрос.
Автобус шустро бежит по ночному городу. Водитель изредка посматривает в зеркало на странную парочку. Тоненькая брюнетка и толстяк с пряжкой ремня на животе. Брюнетка шевелит губами, а толстяк нагло прижался к ней, так ещё и целуются взасос, засранцы!
- Серёжа, нам выходить! - Вера убирает руку мужа с плеча. - Пошли быстро, зонт я не взяла.
И да, ты меня любишь, Серый?
