Тождественная героика оспаренности 2
Продолжаю историю про ранетого летчика Самурая, спящего в моей девьей кровати.
Я уснула как царевна в хрустальном гробу, а летчик заскучал. Тихонечко встал и начал прохаживаться по горнице с целью размять летчиские крылья.
Он осторожно переступал через валяющихся мишенек, пока не добрался до серванта - нашего драгоценного музейного фонда. Достал фонарик и начал разглядывать легендарные предметы. Сначала его заинтересовал барбаринный колтун. Он дивно играл светотенью, таинственно и зловеще колтунясь на стеклянной полке.
А потом луч фонарика скользнул на удобно расположившуюся среди ползущего кримпленового костюма и бутылочных осколков Валенсии. Валенсия распахнула глаза, они полыхнули багровым отсветом. Стекло звякнуло.
Надо сказать, что летчик Самурай не заорал от страха. От страха заорала Валенсия. Она немного покричала на одной ноте "си", а потом перешла в инфернальный хохот.
Самурай же, отшатнувшись от экспозиции, споткнулся о мишеньку, упал, увлекая за собой сервант, комод, сундук и лавки. Все вскочили, тоже закричали, сначала бегали в темноте, потом включили свет, поймали летчика, связали его, воткнули кляп, долго допрашивали, летчик молчал. Потом догадались вынуть кляп.
Мужественный Самурай все им рассказал, даже показал рану, объяснив ее этимологию.
Они успели поругаться, вынести вердикт, внести его обратно, пообедали, потом собрали хавчик Самураю в дорогу и проводили его до опушки.
Раздавленные мишеньки долго махали руками вслед улетевшему Самураю.
Я все это время проспала. Когда же я вылезла из под кровати, был поздний вечер, все сидели у самовара, красиво отражаясь в начищенных боках.
-Улетел твой сокол. - поприветствовала меня Тая. -Навел тут шороху. Мы ему с собой гостинец положили. Картошки, грибков соленых. Ассамблейский Словесник хариусов ему пожаловал сушеных.
Консервативный Словесник, Папа Дили Тайголовой, окунул усы в блюдце с чаем и неодобрительно крякнул.
-А рана у него еще толком не зажила. Кстати, ты ее видела?
Я покачала головой.
-В самое сердце он был ранен, такое долго заживает, если вообще заживает. Говорил, что сердечную рану ему нанесла Извергиль. Опасная женщина!
Я отряхнула с себя опилки и взяла чашку.
Вопросов у меня почему-то не было, даже нетрадиционных. Какие тут могут быть вопросы.
Я уснула как царевна в хрустальном гробу, а летчик заскучал. Тихонечко встал и начал прохаживаться по горнице с целью размять летчиские крылья.
Он осторожно переступал через валяющихся мишенек, пока не добрался до серванта - нашего драгоценного музейного фонда. Достал фонарик и начал разглядывать легендарные предметы. Сначала его заинтересовал барбаринный колтун. Он дивно играл светотенью, таинственно и зловеще колтунясь на стеклянной полке.
А потом луч фонарика скользнул на удобно расположившуюся среди ползущего кримпленового костюма и бутылочных осколков Валенсии. Валенсия распахнула глаза, они полыхнули багровым отсветом. Стекло звякнуло.
Надо сказать, что летчик Самурай не заорал от страха. От страха заорала Валенсия. Она немного покричала на одной ноте "си", а потом перешла в инфернальный хохот.
Самурай же, отшатнувшись от экспозиции, споткнулся о мишеньку, упал, увлекая за собой сервант, комод, сундук и лавки. Все вскочили, тоже закричали, сначала бегали в темноте, потом включили свет, поймали летчика, связали его, воткнули кляп, долго допрашивали, летчик молчал. Потом догадались вынуть кляп.
Мужественный Самурай все им рассказал, даже показал рану, объяснив ее этимологию.
Они успели поругаться, вынести вердикт, внести его обратно, пообедали, потом собрали хавчик Самураю в дорогу и проводили его до опушки.
Раздавленные мишеньки долго махали руками вслед улетевшему Самураю.
Я все это время проспала. Когда же я вылезла из под кровати, был поздний вечер, все сидели у самовара, красиво отражаясь в начищенных боках.
-Улетел твой сокол. - поприветствовала меня Тая. -Навел тут шороху. Мы ему с собой гостинец положили. Картошки, грибков соленых. Ассамблейский Словесник хариусов ему пожаловал сушеных.
Консервативный Словесник, Папа Дили Тайголовой, окунул усы в блюдце с чаем и неодобрительно крякнул.
-А рана у него еще толком не зажила. Кстати, ты ее видела?
Я покачала головой.
-В самое сердце он был ранен, такое долго заживает, если вообще заживает. Говорил, что сердечную рану ему нанесла Извергиль. Опасная женщина!
Я отряхнула с себя опилки и взяла чашку.
Вопросов у меня почему-то не было, даже нетрадиционных. Какие тут могут быть вопросы.
