Сегодня у меня начинается новая работа. Московское пиар-агентство завербовало меня на время предвыборной кампании в Российский Парламент. Теперь в моем лексиконе на протяжении ближайших двух месяцев будут такие слова, как "кандидат", "медиа-план", "слоган", "электорат", "рейтинг", "акция", "избирательный штаб", "полевая работа"... Ближе к выборам появятся дополнительные -"кандидат-подстава", "неделя беспредела", "подкуп избирателей", "компромат", "суд". Будут и новые люди, много новых людей, я благодарен охотникам за головами за то, что они предоставили мне новое поле деятельности и дали возможность лгать безнаказанно и публично. Я притащу сюда, в кондиционируемый оазис, свой образ жизни, как улитка всюду таскает за собой свой домик, и буду наслаждаться делом, которое, если разобраться, не имеет никакого смысла. Те, кто работает с информацией и ничего не производят, вынуждены все время убеждать остальных, что их деятельность очень важна. Для этого есть все возможности - радио, телевидение, газеты, журналы. Все зашло слишком далеко, от информации не укрыться, к тому же так соблазнительно отдаться ложному чувству узнавания чего-то нового. Ложному потому, что мы, в основном, говорим вам о том, что и так хорошо известно.
Теперь у меня есть черное офисное кресло, желтый офисный стол с тремя ящиками и энергичные офисные
коллеги. Четыре месяца мы будем упиваться своей властью, заражая людей информационными вирусами, побуждая и мотивируя, мы проникнем в маршрутки, в магазины, в больницы, в спальни и кухни, нас не остановят ни домофоны, ни частная охрана.
Одно плохо - в кабинете я не один. Еще хуже - я здесь не командую. Мой творческий собрат Ваня сидит напротив. Ему четверть века, он носит очки и черную одежду, словно отрицая цвет и стремясь не выдать своих настоящих симпатий и предпочтений. Весь день он суетливо носится по офису, раздражая своей энергией и напускным оптимизмом. Он настроен на победу, у него есть цель, он верит в себя. Я, конечно, очень быстро понимаю, чего на самом деле хочет Ваня. Его двигатель - это застенчивая провинциальность, он родом из Сибири и считает, что достоин большего. Если наш кандидат победит, московское пиар-агентство примет Ваню в свой круг посвященных. Тогда он уедет в столицу и сможет навсегда забыть о скрипучей колыбели - местной телерадиокомпании, давшей ему путевку в жизнь, полную осмысленного креатива. Оценив обстановку, Ваня немедленно принимается ухаживать за Людочкой, третьей обитательницей серо-голубого кабинета. Ее внешность и поведение отличницы скупо говорят о ее внутреннем мире, стоит ли мне морочить голову
самому себе, пытаясь понять истинные людочкины мотивы? Пусть даже, если истинные мотивы есть у каждого.
- Я не люблю зеленый чай, - сказала она, когда появилась в нашем штабе. - Ой, можно я не буду сидеть у окна, мне так не нравится яркий свет!
- Я не доверяю компании Hewlett-Packard, - прокомментировала она мой ноутбук, - я вообще не доверяю американцам.
Если кто-то признается в своей любви или нелюбви к чему-то, я не отношусь к этому всерьез, а, точнее сказать, воспринимаю это лишь как свидетельство его самостилизации. Поэтому я решаю не спорить с ней о вкусах.
- Через десять минут собираемся за круглым столом, - весело объявляет Алла, появляясь в дверях. Она тут главная, она босс, черт возьми. В отличие от Вани, это настоящая москвичка, мягко "акающая", улыбчивая, безжалостная.
- Будем креативить, - поясняет она, - нужна концепция.
Я проникаюсь уважением к боссу. Мне нравятся такие женщины, как она - некрасивые, сильные, умные. Она выделяет уверенность незримо и естественно, как растения во время дыхания выделяют углекислый газ.
Ваня открывает черный ежедневник и что-то пишет на первой странице. Людочка укладывает бумаги на столе, добиваясь геометрической безупречности и порядка. Я наблюдаю в окно за черной птицей с желтым клювом, которая сидит на ветке боярышника. Где-то в соседнем кабинете звонит телефон, если, конечно, слово "звонит" уместно по отношению к современным телефонным аппаратам.
В коридоре курит еще один пиарщик, коротко стриженный, с флэш-памятью, болтающейся на шее, как оберег. В таких помещениях немало злых духов. Например, дух корпоративного злорадства или дух офисной конкуренции. У меня нет такого оберега и, может, я совсем беззащитен и очень уязвим.
- Через десять минут за круглым столом, - говорю я ему. Он кивает в ответ, улыбаясь серыми, раскосыми, как у монгола, глазами. Я ухожу, и зеленый глаз сигнализации, реагирующей на движение, подмигивает мне вслед.
Похоже, у Любы свой подход к тому, как надо проводить совещания - на столе коньяк, фрукты, сыр, колбаса, белая бумага. Специальная девушка занимается сервировкой, наделяя собравшихся бокалами, вилками и ножами. Я располагаюсь по левую руку от босса, справа садится узкоглазый пиарщик. Ваня пододвигает Людочке стул, еще одна,
пока незнакомая мне, журналистка в блузке без лифчика садится самостоятельно. Трое мужчин и три женщины, обалдеть, мне нравятся такие гармоничные пропорции.
Специальная девушка наполняет наши бокалы. В воздухе распространяется очень тонкий запах коньяка.
- Ну, что? - вопросительно улыбается Алла. У нее чуть хриплый от сигарет, но все равно приятный голос. - Первый тост за знакомство и начало работы.
Я тянусь своим бокалом к центру стола, но Алла не спешит. Она опускает глаза и на секунду задумывается о чем-то. В открытое окно доносится гомон детских голосов. С приближением сумерек детей, как животных, охватывает тревожная активность.
- Я хочу, чтобы вы все поняли, - говорит Алла, поднимая взгляд, - работа, которая нам предстоит, все, что мы должны будем сделать, - все это очень серьезно. Забудьте о личной жизни на время.
Мне это подходит, я, пожалуй, буду ее слушаться. Моя рука с бокалом по-прежнему висит над столом и я нетерпеливо покачиваю кистью, взбалтывая густой по цвету сорокаградусный янтарь.
- Давайте, зайцы! - сквозь полуулыбку говорит наш босс. Мы поспешно чокаемся, мужчины пьют до дна, женщины, как водится, половинят. Я закусываю сыром, а потом колбасою. Тонкие пальцы Людочки ломают податливый мандарин.
Алла открывает блокнот. Ее руки светятся золотом и бриллиантами. На безымянном пальце правой руки тоже кольцо с небольшим камнем. Здесь на Юге порядочным женщинам принято выглядеть дорого и недоступно. Алла пока что у нас всего несколько дней, но быстро учится обычаям и нравам края синих гор.
- Наша работа будет состоять из двух этапов, - говорит она. - Создание положительного имиджа кандидата и собственно агитация с параллельной отстройкой от конкурентов. Положительный имидж будет создаваться на основе масштабной благотворительной кампании. После того, как начнется агитация в СМИ, мы будем пожинать плоды этой благотворительности. Раскрутиться как-то иначе не представляется возможным. Политического веса у кандидата нет, административного ресурса тоже, значит, будем творить добро.
Повисает небольшая пауза. Пора снова налить и сделать еще один шаг навстречу креативному сближению и началу настоящего мозгового штурма. Я прикидываю, что до нужной кондиции мы дойдем где-то к полуночи.
За окном быстро темнеет. Детские голоса смешиваются с тоскливыми вечерними криками носящихся в воздухе стрижей и ласточек.
- Давайте выпьем за добрые дела, - говорю я неожиданно для самого себя. Вообще-то, я редко произношу тосты, но немного нереальная атмосфера сегодняшнего вечера возбуждает меня.
Темный янтарь снова плещется в хрустале. Специальная девушка ставит на середину стола большое блюдо с нарезанными фруктами. Их душистый запах расплывается над нашими пока пустыми листами бумаги.
- Давайте так и назовем нашу акцию - "Дорогами Добрых Дел", - говорит узкоглазый пиарщик. Он еще больше прищуривается и впивается в Аллу двумя черными точками. Кажется, его зовут Юрий, не могу сказать наверняка, у меня ужасная память на имена и даты.
Алла кивает и что-то записывает. Людочка принимается ломать второй мандарин. Ваня заинтересованно посасывает кончик карандаша.
- Очень хорошо, - говорит он сквозь зубы, - "Дорогами Добрых Дел" - это могут быть и крупные акции и какие-то небольшие подарки. Старикам, например, одиноким пенсионерам.
- Установление социальной справедливости, - кивает Алла, - все говорят, а наш кандидат делает. Политика реальных дел и социально ответственного бизнеса.
- Бизнес - плохое слово, - вмешивается пиарщик, - и бизнесмен тоже. Лучше говорить предпринимательство и предприниматель. К этим словам у населения больше доверия. Кстати, от благотворительности тоже воздержимся.
Социальная поддержка - вот на чем надо стоять.
Алла снова кивает и пишет. Драгоценные камни на ее пальцах действуют на меня как взгляд удава на кролика. Но я думаю, что кольцо на безымянном пальце просто блеф. У нее нет мужа, однако она хочет, чтобы окружающие так думали. Эта иллюзия в некотором смысле обезопасит ее. Это род мимикрии под провинциальную косность и ханжество.
Ваня незаметно поглаживает Людочку по спине. Она совсем не против и чуть выгибается, как кошка, готовая замурлыкать. По-видимому, ей не претит фамильярность, она не избегает навязываемых физических контактов.
Алла достает несколько фотографий и раздает нам. Благообразная борода, улыбающееся лицо, приглашающий к диалогу взгляд, открытая, чуть протянутая к зрителю рука, государственная символика в виде небольшого триколора на
столе. Вроде, похож на геолога.
- Это наш кандидат. Подумайте, кем он должен быть. Какие качества должны с ним ассоциироваться. Как преподнести человека, который родом из села, сам вышел в люди, заработал на Севере уйму денег, ушел в нефтяной бизнес и теперь вернулся на малую родину, чтобы помочь землякам.
Пожалуй, это непростая задача. Я разливаю еще одну порцию коньяка и первый молча поднимаю бокал. Холодно лязгает хрусталь. С каждой минутой теплые волны захватывают все новые клетки моего тела. На лбу выступает испарина.
Алла закуривает Mild Seven, демонстрируя тонкий профиль на фоне темного окна. Это сигнал, что можно курить и остальным. Я стреляю у нее сигарету и становлюсь напротив. Наступающий вечер делается все более обольстительным.
Я чувствую, что ко мне приходит вдохновение.
- Он должен быть патриотом, - говорю я нашему женственному боссу, - человеком от земли в хорошем смысле этого слова. Патриот, земляк, свой мужик. Не забыл о людях, которые вывели его в большую жизнь, и теперь хочет отплатить им добром. Сотнями добрых дел.
- Ты прагматично мыслишь, - говорит Алла. - Мне это нравится.
Она глядит на остальных. Ваня чертит на своем листе остроконечные узоры, Людочка внимательно рассматривает ногти.
- Свой мужик, настоящий хозяин, - произносит она. - В селах это должно пойти.
- Он должен построить церковь, - добавляет Юра.
- Церковь?
- Застолбить свою землю. Приехал, построил храм. Значит тут и жить, тут и пахать. В его селе нет церкви, нужно строить.
Я думаю о денежных потоках, которые через несколько дней ядовитыми змеями заструятся по руслам, возведенными нами этой ночью. Сто добрых дел будут вершиться на их пути. И наша внутренняя ложь оставит улики во внешнем мире.
- Теперь о предвыборной платформе, - требует нашего внимания Алла. - Мы должны проповедовать идею природной ренты.
Вернуть богатства земли людям, которые на ней живут. По прогнозам, эта идея станет одной из главных в ходе выборной кампании. И чем раньше мы о ней заявим, тем лучше.
- Это не пойдет, - говорит Юра. - Получается, что на воре и шапка горит. Кто заработал деньги на нефтяном бизнесе, тот теперь рвется раздать их неимущим? Так что ли выходит?
Алла глубоко затягивается и опускает сигарету в пепельницу, ломая ей позвоночник.
- Это директива заказчика. Природная рента, социально ответственный бизнес, поддержка производства должны быть в основе нашей программы.
- Но это нелепо. Никто не поверит, что...
- Ёб твою мать, - отчетливо произносит наш босс, окончательно разрушая все каноны рабочей планерки. - Мы должны стоять на природной ренте. И это должен быть наш главный козырь, наш пиковый туз. Нужно сделать так чтобы нам поверили.
Что касается меня, то я ей верю. Я даже верю ее рукам, с фальшивым обручальным кольцом.
- Мы станем первыми, - говорю я и пять голов поворачиваются в мою сторону. - Мы покажем пример остальным предпринимателям. Мы продемонстрируем, что крупный бизнес может иметь человеческое лицо, делясь своими сверхдоходами. А закон о природной ренте нужен, чтобы так поступали и остальные.
Ваня согласно кивает головой. Я смотрю в бородатое лицо кандидата, ища поддержки в его мудрых, по-отечески глядящих глазах. Настоящий мужик, не трепло. Надежный, православный, сильный.
Мы пьем за успех. Все у нас получится, скоро-скоро мы выпустим на свободу сплетни, намеки, слухи и домыслы. Специальная девушка улыбается мне и легко касается моего плеча. Кровь все быстрее струится по телу, я готов целовать ее цыганские брови и волосы.
Ваня следит за ее перемещениями, за тем, как она уносит тарелки и меняет грязные салфетки. Одной рукой он приобнимает Людочку за стройную талию.
- Хорошая хозяйка кому-то достанется, - уверенно говорит он, предчувствуя возможный комфорт и удовольствие в этих лаконичных движениях юного тела. Девушка-сервировщица слегка смущается и отступает.
- Не знаю, - пожимает плечами пиарщик, - у меня дома готовит печь, стирает машина, а жена - она не для этого.
Пожалуй, он прав. Каждый на мгновение задумывается о месте женщины в этом мире, против воли мое сердце куксится и готовится загрустить.
- Давайте подумаем над слоганами, - предлагает Алла. - Он не обязательно должен быть один. Лучше отрабатывать на фокус-группах сразу несколько идей, потому что на разных территориях могут быть нюансы.
- Где родился - там и пригодился, - шутя предлагает пиарщик. - Это первое, что приходит в голову, - он пожимает худыми плечами.
- Нормально, - Алла кивает головой. Она расслабилась, коньяк вполне подействовал на ее молодое тело. Довольная улыбка блуждает на ее губах.
- Людочка, я попрошу тебя стенографировать то, что будет сейчас звучать. Боюсь, завтра мы можем что-нибудь забыть.
Я кашляю смехом. Людочка действительно ставит дату в верхнем углу листа и записывает слоган, предложенный узкоглазым.
- Нам понадобится песня, - говорю я, - сейчас это модно. Запустим на радио. Когда кандидат пойдет в люди, мы будем крутить это на встречах в сельских клубах. Припев порежем на джинглы и... - я прикрываю рот рукой, сдерживая легкий спазм в пищеводе, - и будем крутить отдельно.
- Это должна быть патриотическая песня. Хорошо знакомая людям среднего возраста, не вызывающая дурных ассоциаций и глумежа, - добавляет Ваня. Похоже, он верно уловил мою мысль, этот смышленый малый с очевидными наклонностями педофила.
- Вот что зайцы, - хлопает в ладоши Алла, - мы немного отвлекаемся и распыляемся. Давайте подытожим, что у нас пока есть. Хозяйственник, экономист, земляк, вернулся на родину, чтобы помочь тем, кто его вывел в люди. Знает, как зарабатывать деньги, а не тратить их. Требует социальной справедливости, помогает одиноким и обездоленным. Стоит на позициях природной ренты двумя ногами.
Я аж зажмуриваюсь. Какой положительный образ. Чтобы поверить в добро, достаточно начать делать его.
- Кроме того, он беспартийный. Выдвигается сам, - добавляет Алла. - Это очень важно. Всю жизнь надеялся только на свои силы. Сам принимал важные решения. Думал своей головой. Партбилетом народ не накормишь.
- Партбилетом народ не накормишь, партбилет не поднимет село, нам хозяйственник нужен в Госдуме, настоящий мужик, не трепло, - декламирую я. Кандидат одобрительно улыбается мне из своего двухмерного фотомира. Людочка стенографирует.
Алла закуривает еще одну Mild Seven. У нее ухоженные руки, чего тут говорить. Готовит печь, стирает машина, жена, конечно же, не для этого. Она садится на подоконник, подставляя лицо вечерней прохладе, отравленной дыханием города. На ногах нашего босса легкие босоножки с высокой шнуровкой. Высокие каблуки пусть носят те, кто
не сделал ничего стоящего. Привлекать к себе внимание - ниже ее достоинства.
Я извиняюсь и выхожу в туалет. Система наблюдения чует мои перемещения в темном коридоре и загорается зеленым. Я иду на этот свет. В мою хмельную голову лезут разные дурацкие мысли. Например о том, что специальных туалетов для гермафродитов и транссексуалов не существует, поэтому они вынуждены пользоваться туалетом того пола, ближе к которому себя считают. Если учесть, что транссексуалов в последние годы становится все больше, то неудивительно, что туалетная проблема таких людей напрягает все сильнее и даже стала отдельной темой нынешнего искусства. Надо полагать, что специальных туалетов или туалетных отделений для транссексуалов строить не будут, но
унисексовые туалеты для них подошли бы идеально.
"Туалет для двоих - вливайся", - я оставляю этот слоган до лучших времен, когда одинокие души разделенных андрогинов найдут свои утраченные половины.
Помочившись, я обнаруживаю в пустом коридоре воркующих у окна Ваню и Людочку. Огоньки их сигарет встречаются и расходятся в наэлектризованном от чувств пространстве. Я медлю, чтобы подслушать.
- Я Змей-Горыныч, - говорит он ей какую-то обольстительную чушь. - Я Змей-Горыныч из Москвы и похищаю невинных и одиноких.
Мне все понятно. Он Змей-Горыныч из Москвы, как сам себя называет этой девушке - крепкой, загорелой и сильной девушке Юга. Он ждет, когда она сама скажет ему: миленький ты мой, возьми меня с собой. Есть мнение, что многим женщинам против их воли нравятся отъявленные мерзавцы. Может быть, в поисках доброго расположения женщин и я пытался стать отъявленным мерзавцем? В том числе. Но раз у меня не получилось, может, я не такой уж и плохой человек?
Мы возвращаемся к нашему круглому столу. Сервировщица не теряет времени даром. Недоеденная колбаса и сыр куда-то исчезли. Разогретая в микроволновке пицца источает влажный пар со своей прыщавой поверхности. Алла поднимает очередной тост. Я пью до дна, быстро глотая обжигающую жидкость.
- Послушайте, я, кажется, придумал песню, - говорю я слегка волнуясь. - Вернее, я придумал, что это должна быть за песня.
Пиарщик, развалившись в кресле, ковыряет в зубах зубочисткой от MCdonald's. Ваня ссутулился и обмяк, алкоголь забирает у него последние силы. Хватит ли его, чтобы проводить Людочку в ее спальный район?
- Это будет "С чего начинается Родина", - говорю я, глядя на Аллу. Ее бриллианты вспыхивают ярким отсветом люминесцентных ламп.
- Та-тааа та-та-та-та-таа-та-тааа... - стараясь не сфальшивить, я напеваю первые такты. - Послушайте, правда хорошо?
Это будут наши позывные.
- С чего начинается Родина, - повторяет Алла. Коньяк кружит ей голову, мелодия медленного вальса увлекает ее.
- Это патриотично, - говорит Ваня, - настрой в общем-то верный.
- С чего начинается Родина. То есть, что нужно сделать, чтобы возродить село, за селом город, за городом всю страну, понимаете? - я волнуюсь, чувствуя, что на щеках гуляет жаркий румянец.
На какое-то мгновение свершается чудо и благодать нисходит на наш стол. Музыка все наполняет смыслом, и вот мы сами готовы поверить в то, что наша работа правда чего-то стоит.
-... и с клятвы, которую в юности, он Родине в сердце принес! - восклицает Алла.
Мы все возбуждаемся. Раз-два-три, раз-два-три - этот волшебный ритм на время вытесняет из головы все мысли. Что стоит текст, если для него нет мелодии. Я думаю о том, что литературу, пожалуй, нельзя назвать совершенным искусством. Я бы хотел, чтобы во время чтения наяву или в сознании всегда звучала музыка. Вроде той,
что я слышу сам, когда пишу. Я бы изобрел новые книги, сделал так, чтобы долгие, тоскливые или светлые звуки текли со страницы на страницу, следуя за сюжетом, вплетаясь между строк.
Теперь у нас есть песня. Я пробую ее текст, пытаясь втиснуть туда нашего кандидата. Его имя не ложится вразмер, но это меня не очень смущает. С чего начинается Родина? С осенних ненастных дождей, и с запаха сена душистого, что ветер приносит с полей.
- Текст нужен завтра, - говорит Алла. Она спешит, спешит жить и успеть, пока молодая кровь течет в её жилах.
Я закрываю глаза и перед внутренним взором возникают неясные образы одиноких саманных домиков в пустой и бескрайней, как летнее небо, степи. Их огоньки видны далеко окрест. Я вглядываюсь в них из окна ночного поезда, запоминая свет безымянных окон, за которыми живут неизвестные мне люди. Я вынужден все запоминать, поэтому у меня так много прошлого, поэтому оно иногда причиняет мне такую боль.
- Я думаю, что текст нужно оставить почти без изменений, - говорю я, - немного подкорректировать, чтобы упоминалось имя кандидата. Исполнение также должно быть в прежней манере. Все будет очень серьезно и проникновенно.
Пиарщик, не дожидаясь приглашения и повода, сам опрокидывает еще одну рюмку коньяка. Мы пьем вразнобой, молча, закусывая остывающей пиццей. Алла рассеянно кружит пальцем по скользкому краю стекла.
- Давайте так, зайцы, - чуть изменившимся голосом говорит она. - Скажите, что появилось в голове после нашего разговора. Какие слоганы приходят на ум. Начнем по часовой стрелке. Юра?
- Мы верим тем, кто верен себе, - неуверенно говорит пиарщик. - Кандидат никогда не изменял своим принципам, он надежный человек, он не отказывается от своих слов и будет идти до конца.
- Ясно. Дальше.
Безымянная журналистка в блузке без лифчика, кажется, впервые подает голос за сегодняшний вечер. Я почти забыл о ее присутствии.
- Вернем богатства земли русской русскому народу! - Это по поводу ренты поясняет она.
- Это смешно, - говорит пиарщик, - на воре и шапка горит.
Я смело смотрю на мягкие окружности под тонкой тканью. Соски журналистки словно растаяли от духоты и совсем не выделяются на поверхности одежды.
- По поводу ренты мы еще поговорим отдельно, - сообщает Алла. Она кивает мне. Я опускаю глаза, перестав пялиться на бесплодные молочные железы креативного работника.
- Слов уже достаточно, - говорю я, - дело за кандидатом. Давайте напишем это на автобусах и пусть они расползутся, как больные заразные крысы.
Я чувствую, что уже порядочно пьян, как и все остальные впрочем. Безумное предположение приходит мне на ум. Сейчас Алла предложит устроить оргию прямо на круглом столе. Это будет настоящий мозговой штурм. Мы выебем друг другу мозги и будем сладострастно извиваться и дергаться в остатках пиццы, пачкая спермой бумаги с неудачными слоганами. А наш кандидат будет бастардом, внебрачным недоноском, появившимся на свет в результате жаркого слияния двенадцати мозговых полушарий.
Моя больная фантазия захватывает меня. Я смущаюсь, глядя на женщин за нашим столом. Пожалуй, мне лучше выйти и искупляюще кончить в чистый унитаз в конце коридора.
- За словом - дело, за делом - результат! - Ваня прерывает ход моих мыслей. Людочка исподтишка одобряюще гладит его пальцы.
Алле, похоже, тоже нравится последнее предложение. Она что-то размашисто пишет в своем органайзере из искусственной человеческой кожи.
- Как чумных крыс, - бормочу я, - выпустим их на волю. Они будут проникать прямо через канализацию, кусая за жопы доверчивых избирателей.
- У тебя есть предложения? - Алла обращается Людочке, так внимательно вглядываясь в ее внешность отличницы, словно видит ее впервые.
- Не валяй дурака, голосуй за земляка! - выпаливает Людочка. Она превзошла саму себя, эта доверчивая сучка, связавшаяся со Змеем-Горынычем, который повсюду ищет невинных и одиноких.
- Мне нравится, - говорю я. - Нужно будет распространить частушки, вроде этой. Минуя официальные каналы, прессу и прочее. Давайте сочинять похабные анекдоты и сотворим предвыборный агитационный фольклор, пусть люди думают, что они сами вершат свою историю и судьбу.
Время движется к полуночи, земля вращается на ладонях у Господа, и у меня от этого кружится голова.
- Нужно заканчивать, - говорит пиарщик, - утро вечера мудренее, вы же не собираетесь провести здесь всю ночь?
Я был бы не против. В пустой квартире меня снова будет мучить бессонница, и даже ласковые кошки ничем не помогут мне.
- Да, - говорит Алла. - На этом все. Точнее, все только начинается. Завтра разрабатываем примерный план проведения благотворительной акции. Адреса, финансирование, информационная поддержка, специальная рекламная продукция вроде ручек, маек и зажигалок. И прочее.
- Нужно подготовить письма счастья, - вспоминает Ваня напоследок. - Поздравления с юбилеями, с церковными и светскими праздниками, со свадьбой. От имени кандидата. Несколько вариантов, чтобы не повторяться всякий раз.
- Позже, - Алла машет рукой и трет уставшие глаза. Но молодая кровь пока не дает ей совсем уснуть.
- Нужно столько сделать, - говорит она задумчиво. - Особенно в последний месяц. Что это будет за месяц, зайцы! Мы будем покупать избирателей, как Чичиков свои мертвые души. И у нас будет подставной кандидат, да. Тот, которому
придется судиться с конкурентами в случае чего.
Она достает из пачки еще одну Mild Seven и направляется к двери. Я встаю и иду за ней, сам не зная, зачем. Еще одна пара - Ваня с Людочкой - тоже идет за нами.
- Русские своих в беде не бросают, - говорит он ей чуть слышно. - Я увезу тебя отсюда, поедешь?
Вместо ответа она улыбается и льнет к его плечу.
Алла идет все дальше, к приоткрытому окну из белого пластика, я бесшумно крадусь следом.
- Можно мне одну? - я беру сигарету из ее прохладных рук. Если бы кто-нибудь обнял меня сейчас, так чтобы электрический ток прошел сквозь затылок, заставляя зажмуриваться и не дышать.
Я не смотрю на нее, чувствуя ее духи, слушая, как звучит каждый ее выдох в равнодушную ночь. Скоро волшебство этого момента истает и исчезнет, но пока можно еще несколько минут представлять себя пассажиром полупустого поезда, мчащегося по черной, пахнущей полынью степи.
- От меня ушла жена, - горестно сообщаю я Алле. - Я еще не успел привыкнуть к этому. Мне одиноко.
Алла не отвечает, словно и не слышит меня. Она подносит руку с сигаретой ко рту и бриллианты вспыхивают, на этот раз сдержанно и строго. С чего начинается Родина? С хороших и верных товарищей, живущих на этой земле.
Ласковый хмель делает меня все более нежным и откровенным. Сейчас я возьму ее за руку и поведаю ей мою историю, пока новое солнце не встанет над старой землей. Здесь на дне Сарматского моря лежит сокровище, и ключ
поручен только мне. Это сокровище - мое пьяное сердце, оно утешит всякого, кому еще нужно утешение.
- Выходи за меня замуж, - вдруг говорю я Алле. Ее кольцо на безымянном пальце правой руки не обманет мое сердце.
Со мной не нужно притворяться, со мной просто и легко, потому что я научился с годами быть простым и легким. Это когда-то я чувствовал себя потерянным по-своему, а теперь чувствую себя потерянным как все.
Алла отрицающе качает головой, то ли не поняв, то ли не приняв моего странного предложения. Она не возьмет меня с собой, я останусь здесь и буду медленно тонуть на растрескавшемся дне давным-давно высохшего древнего моря.
- Езжай домой, - ласково говорит она. - Тебе нужно выспаться. У тебя все наладится когда-нибудь.
- Выходи за меня замуж, - повторяю я безо всякой надежды, как повторяет слова эхо в пустом лесу.
- Перестань, - она немного смущается и гладит меня по руке, - езжай домой.
Я растерянно улыбаюсь и несколько раз киваю головой. Охранник на выходе желает мне спокойной ночи. Я чувствую, что Алла смотрит мне вслед. Но я не оглядываюсь, словно опасаясь навсегда превратиться в соляной столб.
↳
↳