МЯСО.
В прошлые выходные я ездил на дачу своего детства к старой, уже считающей свои последние дни бабушке. Господи, как давно я здесь не был! Управившись по хозяйству, подправив ветхий забор и сарайчик, я решил прогуляться по родным улочкам посёлка. Стоял тихий безветренный вечер, ласковое солнце, лениво краснея, заходило за горизонт леса.
Я шёл медленно и пинал как в детстве камешки на дороге. Воспоминания нахлынули на меня. Оля. Я не мог вспомнить, как мы познакомились, по-моему, в магазине, куда пришли с нами родители, да это и неважно. Важно то, что нас связывало потом. Ни с кем больше не был я так близок как с ней, ни что не связывало меня, так как с ней.
Она жила через две улицы от меня и позавтракав, я сразу бежал к ней. Мы играли целыми днями, постепенно проникаясь друг другом. Наши родители умилялись, глядя на нас, а мы в свою очередь начинали завидовать им. У родителей кроме нас были наши маленькие братики. Они нянчились с ними, носили их на руках, говорили с ними детскими голосами и делали смешные лица. Мне с Олей тоже нравилось трогать детей, но играть нам с ними не разрешали, а нам очень хотелось.
Как-то мама подарила Оле иностранную куклу, она могла двигать руками и ногами и говорить какие-то слова. И мы представили, что она наша дочка.
Но что-то было не то, мы помнили ощущения живых детей на руках, а сейчас какая-то неживая пластмасса, без тепла, пульса и слёз. Совсем мы разочаровались в дочке, когда она упала и ударилась лицом о бревно. Щека треснула, кусок пластмассы отвалился, кровь не пошла. Кровь от живой плоти не пошла. Мы сожгли куклу на костре, она растеклась блином на огне и жутко воняла.
Мы поняли нам нужна кукла из мяса. Живой плоти, пусть она молчит, но она должна быть из плоти. Человек может сделать металл, пластмассу, но он никогда не сделает мясо сам. Мясо делает Бог, как мы делаем пластмассу, только Бог.
Кукол из мяса не продавали. Мы сначала попробовали играть в цыпленка бройлера, которого Оля украла из холодильника. Цыпленок был с головой и можно было дергать его за зоб и он открывал рот. Мы одевали его, Оля шила одежды, но мы не могли отделаться от ощущения, что это курица, хотя мы и приклеили ему волосы, всё равно курица, нам нужен был человек. Потом он протух.
За время наших поисков мы по настоящему влюбились в мясо. Наши детские сердца чувствовали теплоту, когда мы прикасались к мясу. Мы обожали плоть, завидовали толстым ребятам, у них было много плоти, и они могли её трогать. Я и Оля любили играть с ними в салки, догонять и трогать их, щекотать, ощущая божественную энергию, исходящую от жира, мяса и кожи.
Мы влюбились в мясо. Мы любили мясо. Но не так, как остальные люди, которые любили жрать чужое мясо, пропускать его через своё мясо, впитывать его, переваривать его в зловонные кучи. Это была мертвая энергия, настоящая энергия шла в тебя, когда ты трогал сырое мясо. Родители заставляли нас есть мясо, но мы убегали, нас рвало при виде жареного мяса, нас рвало от запаха жареного мяса. Родители вскоре отстали от нас.
Мы воровали у родителей куриные грудки (они наиболее подходили по цвету на человеческую плоть) и вырезали из них человечков. Это были наши дети.
Оля завидовала мне, у меня было больше мяса, я был мужчиной. Она часто просила меня показать моё мужское мясо, долго смотрела и трогала его, мясо оживало, шевелилось и росло. Моё мужское мясо было живое. Когда у нас протухали грудки, и их не было у родителей, мы играли моим мясом, Оля сшили для него очень симпатичные шортики и футболочку.
Однажды вечером у костра мы поклялись с Олей друг другу на крови МЫ НИКОГДА НЕ ПРЕДАДИМ МЯСО.
На следующее лето родители Оли развелись, и она больше не приезжала на папину дачу. Мы потеряли друг друга. Но я не потерял МЯСО, я никогда не забывал Олю и наше МЯСО.
Сейчас я стоял у Олиного забора и смотрел на свой клятвенный шрам на руке. Потянуло костром и... жареной плотью. Я пробрался через кусты и приник к щели в заборе. Вокруг мангала сидела компания, разговаривала и смеялась. Сидел Олин отец, уже старик, какой-то мужчина, бегали двое маленьких детей, и я увидел её. Она сильно постарела и потолстела. Оля сидела на маленьком стульчика, обхватив его плотью своих толстых ляжек и ягодиц. Она ела мясо. Она ела МЯСО. ОНА ела МЯСО. она ЕЛА она ЕЛА ЕГО!!!
Оля брала шампур, хватала жареный куски руками, сдирала их с металла и отправляла в рот, жир тёк по лицу и капал между ног.
Я отпрянул от забора, и меня вырвало. Я помчался домой, быстро собрал вещи и на первой электричке умчался подальше от этого места. В электрички я не мог сидеть, я постоянно вставал и ходил курить в тамбур. Смотря на зеленые харкотины, я не мог представить себе, как могло всё так измениться? Оля предала НАС. Люди забывают своё детство, погружаясь в гной взрослой жизни, пожирая мясо и друг друга. Мы люди пожираем своё детство, а, сожрав его, мы пожираем друг друга. Люди обязаны жрать, они не могут не жрать. Не жрать ПЛОТЬ.
Электричка тряслась и несла меня всё дальше и дальше от этого места.
Места, где ОНА СЪЕЛА МЯСО.