РЕАЛИСТИЧЕСКОЕ НАБЛЮДЕНИЕ НАВАЖДЕНИЯ
Поднявшись на площадку, Грей споткнулся о спящего Тома - Блин, поразвелось бомжатины - выругался Грей,
- В сумерках не пройти... Входить в бухту нужно пораньше...
Грей пнул валяющегося в луже блевотины Тома, чем вызвал небольшое дополнительное извержение выпитой за день граппы и непрожеванного табака и свернул на узкую грязную улицу. Улицу где прошло его поганое детство и, где, страшно подумать, ему когда-нибудь придется успокоиться навсегда.
- Хорош покой зло подумал Грей, вспомнив о надоевшей жене и пяти отпрысках, из-за которых так провоняла рыбой его зюйдвестка.
Ему вспомнилось кино про Париж, которое он видел как-то по телеку: веселые лица в кадре, военный парад, классные тачки и бабы одна раздетее другой... И главное никаких забот. Все просто пляшут вокруг веселого аккордеониста с фиалкой в петлице и раскачивают в такт его пальцам головами...
То, что он увидел в своем давно немытом и пропахшем мышами и дешевым парфюмом доме лишь усилило воспоминанья о телеке.
В закопченной тараканистой кухне бухали оплывшая Ассоль и этот пьяница и импотент, посмешище всего Зурбагана, называющий себя русским офицером.
Русский офицер, как и положено русскому и импотенту ползал где-то между юбками Ассоли и, вероятно, норовил налить водки в ее стоптанную туфлю. Ассоль хохотала, как десять лет назад...
- Варвары... - подумал Грей, но так как и сам давно уже был импотентом и лишь делал вид, что точно знает, откуда у Ассоли третий, четвертый и пятый ребенок, только спросил: Дети дома?
- Кто их знает, где они. Маленький вот спит указала Ассоль на сопящего на колченогом диване младенца. Когда ребенок спал, не было видно, что у него одно ухо и злые глаза.
Грей сел за стол, привычно изобразив, будто ему наплевать, что он никому не интересен, налил себе из початой бутылки вонючей дешевой граппы (надо бы вернуться к лестнице и набить старому черномазому самогонщику мурло за такие напитки, но было лениво) и, засосав стакан, задумался, глядя на жену.
- Конечно, Зурбаган не самый западный из западных городов и пластические хирурги заламывют здесь за свои сомнительные услуги сравнительно немного... Ассоль давно нуждалось и в круговой и в липосакции, но...
Если бы Грей был не Греем, он, вероятно, вспомнил бы что-нибудь про молодое вино и мехи старые, но он был Грей:
- Что проку латать старый баркас?
Он поднялся, и, переступив через это ползающее убожество, называющее себя русским офицером, поднялся по скрипучим подгнившим ступенькам наверх в спальню.
Здесь он, быстро достав из облезлого комода жестяную коробку с надписью Montpensier поперек крышки, вытащил оттуда пачку засаленных купюр разного достоинства, разложенных по номиналам и перехваченных резинками.
Распихав деньги по карманам, Грей прислушался к происходящему внизу. Там продолжали веселиться.
- Дьявол с ними, со всеми подумал Грей. Тут его ничего не ждет кроме вечно пьяной стареющей жены и постепенно пустеющего города.
Он вспомнил дедушку своего соседа по школьной парте, когда-то застреленного полицейскими при попытке произнести неосторожное слово, съеденного капитана Кука (в этом месте к его глазам подкралась влага) и Галилея с его знаменитым: "А все-таки..."
На комоде, среди всякой дребедени белела бумажка. Грей поднес ее к голубоватой щели в портьере, прочел и выматерившись, швырнул на пол. Это был чек из самого дешевого в Зурбагане, грязного как пиратский бриг, SPA- салона. Поговаривали, что там подпольный бордель для заезжих турок...
Грей поколебался секунду и прихватил с крышки комода несколько колечек и каких-то мелких бабских безделушек. Маленький голубой камушек зло блеснул в полоске лунного света.
- С паршивой акулы хоть шкуры клок...- подумал лихорадочно Грей.
Он вышел из дома задним крылечком и почти весело пробежал по улице, мимо, по-прежнему, валяющегося в блевотине Тома, заскользил по каменым ступеням к порту с такой скоростью, как будто ему не было сорока, и он не был импотентом...
- Всех забирает море... - начал даже напевать он на какой-то беззаботный мотивчик море забирает всех....
В последний раз в этой серии забагровело под самым носом у месяца полотнище паруса. Впереди, на самом кончике бушприта маячил Париж, плясали беззаботные веселые люди, а в ушах крутились знакомые с детства слова:
- "Пиликала гармошка, играл аккордеон, а маленький Антошка натягивал га....". Жизнь становилась правдивее и это наполняло душу кирпичами.
↳
↳