Город Зеро.
Девочка Алиса долго не могла заснуть. Но в тот же самый момент, когда, наконец, сон касался её глаз, она оказывалась в странном и чудесном городе.
Жители этого города все были странными. И назывались они зеровцами. Потому что, вроде как-будто они есть и в то же время как-будто их и нет.
Зеровцы любили путешествовать. В то время как одни отправлялись на запад, то тут же другие неслись на восток. Регулировала туристические потоки местная фея. Она была настолько умница, что зеровцы напутственных её слов вовсе и не понимали, но были благодарны ей за внимание. И даже ходили, когда очень приспичит к кусту, где жила фея, на поклон и помолиться. Она так и звалась ими-Кустовая фея.
В городке жила своя собственная журналистка. Она давала частые профессиональные репортажи с полей и огородов, а когда путешествовала на западную сторону, то телеграфировала жителям городка, как там обстоят дела с сельским хозяйством и пивоварением. Зеровцы с благодарностью и трепетом следовали её рецептам, публикующимся в местной гламурной прессе и были упитанны, подтянуты и молоды. Как и сама авторитесса.
Самым красивым домиком городка считался прянишный домик местной красавицы, облитый обильно сахарной глазурью. А саму красавицу так и звали Глазуроза. Она была не только красавицей но и гуру дизайна. Она лепила и лепила дизайнерские козьи какашки. А потом открывала ставенки и троекратно вываливала эти какашки за окно. Жители подбирали эти какашки и относили в утильсырье на переработку. Из переработанного сырья Глазуроза принималась лепить новые какашки. Жители считали её странноватой за жуткую любовь к котам. От этой любви местные коты по ночам орали благим матом и не давали уснуть горожанам.
Жители городка все сплошь любили творчество и уважительно относились к музыкам и поэзиям.
В городке жила человек-крейсер-меломанка. Жители настолько любили её старый граммофон, который с утренней зари до утренней проигрывал милые мелодии мюзикла Вотр Не Дам, что обнесли домик с прилегающими к нему окрестностями заборчиком из звуконепроницаемого стеклобетона.
В городке все были счастливы. Потому только, что потоками неуправляемого счастья регулировала из дальней стороны собственный психолог. Который не только сама освободилась от груза вредных привычек и прожитых лет, но и побуждала к счастливым действиям и всех остальных. А взамен вредных привычек предлагались ею разные милые и полезные привычки, как то, фотосессии в платьицах и без оных, имитации игры на семи и более струнных инструментах.
В личной жизни жители городка были сверхмегасчастливы. Ибо. Векторным игровым соединением судеб на всю жизнь ведал прославленный и наимудрейший знаток душ Лютик. Впрочем, из всех счастливых он был самым наисчастливейшим человеком. Поскольку имел не только жену, но и сестру, а то и нескольких за один присест.
Да и вообще мужчины-зеровцы были самыми благосклонно-обхаживаемыми существами. Стоило только хоть одному из них бросить на почте записочку о том, что у него-де проблемы, скажем, со стулом, как вся наилучшая и цветущая часть населения и психолог, естественно, в первых рядах кидались к нему с ночной вазой. А потом эту проблему выплескивали в ближайший овражек, где от этого всего буйно и неоднозначно разросся чертополох.
Были в городке и свои эмигранты. Например, одна дама проживала в не менее чудесной стране Четыренадо Табачку. На чужбине она обзавелась вредной захребетной привычкой, отбившись от влияния несравненного безвредного психолога. А также потихоньку разучивалась говорить на зеровском языке. Редко и скучно телеграфируя, когда была довольна-Маша мыла раму, а когда нет, то- Рома мыл Машу.
В Зеро временно остановилась странная до жути писательница. Хех откуда понаехала на наши мозоли и хех знает куда отправится далее-ворчали жители городка. От её многочисленных писаний у них случались несварения и полный разброд и шатания.
А писательница, получив очередной знак свыше, складывала фантики- местную валюту в баночку и выставляла её ночью в раскрытое окно, чтобы фантики подышали лунным светом. А чтобы они не разбежались того и гляди, бросала на них сверху в баночку камешек.
Но всё-равно по утрам она не досчитывалась нескольких. Она ни на кого не грешила, хотя и отмечала под окнами явный след женских сандалий и кобелиных лап.
Алиса ещё хотела было побродить по кривым старинным проулочкам городка, но тут её разбудила мама и сказала, чтобы она шла умываться и есть кашу.