Муха пришла ко мне на исходе дня. Была осень. Было скучно.
"Жизнь - дерьмо!" - бросила она, шуруя лапками в воздухе.
Ни одна муха не признается, что дерьмо - её родная стихия.
"Меня все колотят разными тряпками!" - продолжала муха. У нее были удивительно добрые и грустные глаза. Я поверил ей.
"Скоро зима, и я, наверное, подохну", - жужжала муха. Я не нашел, чем ей возразить. Муха была потрясающе точной.
"Жалей меня!" - командовала муха. Она уселась мне на нос и продолжала жужжать.
Мне было действительно жаль муху. Разумеется, любой нормальный человек прибил бы её газетой, но я угостил муху кусочком сахара и хлебными крошками.
За неделю муха отъелась. Она жужжала ещё злее, чем когда-либо. По ночам мне частенько казалось, что где-то поблизости включился пылесос. Я попытался привыкнуть.
А муха встречала меня недовольно.
"Почему тебе сложно сказать хотя бы пару, мать твою, нежных слов? Трудно?
Ты эгоист.
Ты завел меня из-за забавы.
Ты делаешь мне больно.
Тебе хорошо, а мне плохо".
Признаюсь, я иногда нарочно открывал окно, чтобы муха подмерзала и сваливала в щель зимовать. Потом окно закрывалось, и муха возвращалась. Сонная и недобрая.
"Я устала указывать тебе на твои слабые места", - бормотала муха. "Неужели ты так и не научился меня понимать за эти две недели? Да, мне нелегко сейчас, но я же с тобой, значит, и ты должен делать шаг мне навстречу".
Расстались мы внезапно. Погожим осенним утром я поскользнулся на подгнившем кабачке и въехал задницей в стену. И надо ж такому случиться, что там сдалось ночевать моей мухе.
От почившей осталось жирное кровавое пятно на обоях, щепотка крошек на столе и добрые воспоминания на дне моей души.
Я сохраню эти воспоминания до самой смерти.