Казалось бы жизнь и творчество Льва Толстого изучены в мельчайших подробностях. Но как можно "до конца" понять великого писателя, если и сам он до самой смерти так и не смог дать себе окончательных ответов на мучавшие его вопросы?
ДЕТСКИЕ ГОДЫ
Лев Николаевич Толстой родился 26 августа ( 9 сентября по новому стилю) 1828 года в усадьбе Ясная Поляна Тульской губернии.
Фамилия Толстых была одной из самых знатных в России, а по матери будущий писатель принадлежал к не менее знатному роду князей Волконских.
Отец Л. Н. Толстого Николай Ильич Толстой представлял собою довольно распространенный тип русского аристократа с его бонвиванством, любовью к роскоши, псовой охоте и вольнодумством в разумных пределах. Матери своей, Марии Николаевны, Толстой не помнил: она умерла родами пятого ребенка, когда ему не было еще и двух лет. Но ее нежный образ постоянно освещал его детство о Марии Николаевне часто вспоминали домашние и слуги.
Ранние годы будущего писателя прошли в родовом имении и были вполне безмятежными. В отчасти автобиографической повести "Детство" Толстой писал: "Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений... Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели невинная веселость и беспредельная потребность любви были единственными побуждениями жизни".
Беззаботная жизнь в деревне с играми, прогулками, охотами и неутомительными занятиями с гувернером кончилась в 1837 году.
Семья переехала в Москву: пора было озаботиться серьезным образованием детей. Левинька довольно быстро освоился в новой для него обстановке, и первые полгода в первопрестольной пролетели незаметно. Но в июле 1837 года неожиданно скончался отец. Дети остались на попечении графини Остен-Сакен, родственницы Николая Ильича Толстого. "Близким" же их воспитанием занималась Татьяна Александровна Ергольская ( 1792 1874), также родственница осиротевшим детям по отцу. Собственно, заботы о маленьких Толстых легли на ее плечи еще в 1830 году, когда умерла их мать. Лев Николаевич впоследствии вспоминал о Татьяне Александровне с глубокой признательностью: "Тетинька Татьяна Александровна имела самое большое влияние на мою жизнь. Влияние это было, во-первых, в том, что еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви... Никогда она не учила тому, как надо жить, словами, никогда не читала нравоучений, вся нравственная работа была переработана в ней внутри, а наружу выходили только ее дела и не дела дел не было, а вся ее жизнь, спокойная, короткая, покорная и любящая не тревожной, любующейся на себя. А тихой, незаметной любовью".
БЕЗУМСТВА ЮНОСТИ
В 1841 году в Оптиной пустыни умерла опекунша юных Толстых графиня Остен Сакен. Дети поступили под опеку другой своей родственницы, Пелагеи Ильиничны Юшковой. Судя по некоторым отзывам, Пелагея Ильинична "была недалекой светской дамой", однако заботясь о подопечных, она проявила недюжинное рвение в частности, забрала их из-под крыла Татьяны Александровны Ергольской и увезла в Казань, где служил ее муж. В Москве остался лишь старший брат Льва Толстого Николай, студент Московского университета.
В 1844 году Толстой поступил на философский факультет Казанского университета. Учился он без особенной охоты, пропускал лекции и в итоге не был допущен к переводным экзаменам. В 1845 году молодой повеса перевелся на юридический факультет университета, но и здесь не отличался прилежанием. В особенности ему претили занятия историей. Однажды он заметил одному из знакомых: "История это не что иное, как собрание басен и бесполезных мелочей, пересыпанных массой ненужной цифр и собственных имен..."
Зато светская жизнь пустой ему не казалась, и он предавался ей безудержно, считая всех, кто не аристократ, не " comme il faut", достойными презрения.
"Я не уважал бы ни знаменитого артиста, ни ученого, ни благодетеля рода человеческого, если бы он не был comme il faut... Мне кажется даже, что еже ли бы у нас был брат, мать или отец, которые бы не были comme il faut, я бы сказал, что это несчастие, но что уж между мной и ими не может быть ничего общего," - признается Николай Иртеньев в "Юности", и эти слова можно считать признанием самого Толстого.
12 апреля 1847 года Толстой подал прошение об исключении из университета. Из Казани он уехал в Ясную Поляну. Им владела мысль реформировать хозяйство, обустроить быт своих крепостных. Кроме того, в деревне он рассчитывал пройти "весь курс юридических наук", чтобы сдать экзамены экстерном, а также изучить "практическую медицину", географическую статистику и языки, написать диссертацию и "достигнуть высшей степени совершенства в музыке и живописи".
Разумеется очень скоро Толстой разочаровался в этих идеях. Свой юношеский опыт хозяйствования он изложил спустя десятилетие в повести "Утро помещика": "И ему почему-то вспомнилось, что соседи, как он слышал от няни, называли его недорослем; что денег у него в конторе ничего уже не оставалось; что выдуманная им новая молотильная машина, к общему смеху мужиков, только свистела, а ничего не молотила, когда ее в первый раз, при многочисленной публике, пустили в ход в молотильном сарае; что со дня на день надо было ожидать приезда земского суда для описи имения, которое он просрочил, увлекшись различными новыми хозяйственными предприятиями. И вдруг так же живо, как прежде представилась ему деревенская прогулка по лесу и мечта о помещичьей жизни, так же живо представилась ему его московская студенческая комнатка... Как совсем иначе представлялась будущность молодому студенту!"
Уже осенью 1847 года Толстой уехал из деревни "в столицы" ( сначала в Москву, а затем в Петербург). В этот период он вел неопределенную жизнь: то готовился к кандидатским экзаменам, то впадал в религиозный экстаз, то хотел стать юнкером, то думал начать чиновничью карьеру, по большей же части кутил и играл в карты. В семье его считали "самым пустячным малым", а карточные долги Толстой смог отдать лишь через много лет.
НА ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ
В 1851 году старший брат Николай уговорил Льва Николаевича толстого ехать на Кавказ, где шла тогда русско-чеченская война. Поначалу Кавказ не оказал на него того "живительного воздействия", на которое он рассчитывал. 11 июня 1851 года Толстой записал в дневнике:" Уже дней пять я живу здесь и одержим уже давно забытой мною ленью. Дневник вовсе бросил. Природа, на которую я больше всего надеялся, имея намерение ехать на Кавказ, не представляет до сих пор ничего завлекательного. Лихость, которая, я думал, развернется во мне здесь, тоже не оказывается". Тем не менее, в январе 1852 года писатель поступил в артиллеристы и участвовал во многих сражениях. В свободное время он работал над повестью "Детство".
На Кавказе Толстой продолжил составлять для себя "правила" и "планы" ( этим он начал заниматься еще в Петербурге): " Будь прям, хотя и резок, но откровенен со всеми, но не детским откровенен без необходимости. Воздерживайся от вина и женщин...". Впрочем, исполнять свои правила Толстому было труднее, чем составлять их. Временами его охватывали сомнения в собственных силах, временами он верил в свое высокое призванье, а временами просто отдавался своим излюбленным увлечениям, из которых одно из первых мест занимала охота. Очень показательна дневниковая запись от 28 августа 1852 года: " Мне 24 года, а я еще ничего не сделал. Я чувствую, что недаром вот уже восемь лет, что я боюсь с сомнением и страстями. Но на что я назначен? Это откроет будущность. Убил трех бекасов.".
2 июля 1852 года Толстой записал в дневнике: "Завтра кончу "Детство" и решу его судьбу". Окончив повесть, писатель-артиллерист послал ее в журнал "Современник", возглавлявшийся в то время Некрасовым. "Детство" вышло в девятом номере журнала за 1852 год под названием "История моего детства" ( его предложил Некрасов). Имя автора читателю не раскрывалось: в журнале стояли лишь инициалы "Л. Н.".
Повесть имела большой успех и заставила говорить читающую публику о появлении в русской литературе нового многообещающего таланта. Впечатление, произведенное на читателей и критиков "Детством", еще более усилилось к 1855 году, когда Толстой окончил и опубликовал "Отрочество" и очерки "Севастополь в декабре" и "Севастополь в мае". В столицах "графа Толстого" чествовали как надежду российской словесности. Критик и мемуарист П. В. Анненков вспоминал, что в это время Толстого "превозносили в один голос", и особенно отмечал первый его "рассказ "Детство и отрочество", поразивший всех поэтическим реализмом своим и картиной провинциальной семьи, гордо живущей со своими недостатками и ограниченностью как явление вполне самостоятельное".
В 1854 году Лев Толстой получил назначение в Дунайскую армию, в Бухарест. Штабная жизнь показалась ему скучной ( "Три месяца праздности и жизни, которой я не могу быть доволен"). Вскоре Толстой подал рапорт о переводе его в Крымскую армию, и 7 ноября был уже в осажденном Севастополе, где пробыл до конца осады. В мае 1855 года его назначили командиром горного дивизиона, спустя три месяца принявшего участие в битве при Черной речке.
Сослуживцы вспоминали о Толстом как о добром товарище и храбром офицере. Однако его душевные движения и порывы были не всегда понятны им. Вот что рассказывал один из тех, кто знал писателя во время осады Севастополя: "Толстой своими рассказами и наскоро набросанными куплетами одушевлял всех и каждого в трудные минуты боевой жизни. Он был в полном смысле душой нашего общества. Толстой с нами и мы не видим, как летит время, и нет конца общему веселью; нет графа, укатил в Симферополь, - и все носы повесили. Пропадает день, другой, третий. Наконец возвращается, ну точь-в-точь блудный сын, - мрачный, исхудалый, недовольный собою. Отведет меня в сторону подальше и начнет покаяние. Все расскажет: как кутил, играл, где проводил дни и ночи, и при этом, верите ли, казнится и мучится, как настоящий преступник. Даже жалко смотреть на него, - так убивается. Вот это какой человек! Одним словом, странный и не совсем для меня понятный, а с другой стороны, это был редкий товарищ, честнейшая душа, и забыть его решительно невозможно".
27 августа ( 9 сентября по новому стилю) 1855 года Севастополь был оставлен русскими войсками. В ноябре Толстой вернулся в Петербург.
АПОЛОГЕТ СЕМЕЙСТВЕННОСТИ
Петербургская жизнь, в каковую Толстой окунулся, вернувшись из действующей армии, не могла дать ему того, что было нужно для развития его душевных сил. Из Петербурга он отправился в Ясную Поляну, где, впрочем, тоже пробыл недолго. В начале 1857 года писатель поехал за границу. Побывал в Италии, Франции, Германии, Швейцарии, осенью он вернулся в Москву.
Заграничное путешествие оставило в Толстом двойственное впечатление. С одной стороны, он радовался новизне, о чем свидетельствуют слова В. П. Боткина: " Письмо Толстого ко мне занимает всего только одну страничку, но исполнено свежести и бодрости. Германия очень заинтересовала его, и он хочет потом поближе узнать ее. Через месяц он едет в Рим". С другой стороны, тяжелый след оставил в душе Толстого виденная им в Париже смертная казнь ("обличившая" ему "всю шаткость суеверий прогресса"). В это же время умер его любимый старший брат Николай, страдавший чахоткой. "Ничто в жизни не делало на меня такого впечатления. Правду он говаривал, что хуже смерти ничего нет. А как хорошенько подумать, что она все-таки конец всего, то и хуже жизни ничего нет... Для чего хлопотать, стараться, коли от того, что был Николай Николаевич Толстой, ничего не осталось!.." - говорил впоследствии Лев Николаевич.
В 1859 году, после возвращения из-за границы, Толстой открыл в Ясной Поляне школу для крестьянских детей, а также помог организовать двадцать подобных школ в ближайшей округе. Занятие это настолько увлекло его, что в 1860 году он предпринял еще одно путешествие за границу, чтобы ознакомится с европейскими педагогическими система. По приезде в Россию писатель изложил свои взгляды в статьях, утверждениях, что основой учебного процесса должна быть "свобода учащегося", и предлагая отказаться от практики "педагогического насилия". В 1862 году Толстой издал педагогический журнал "Ясная Поляна", приложением к которому выходили книжки для детского и народного чтения, ставшие впоследствии образцом подобного рода литературы. В том же году, в отсутствие Толстого в Ясной Поляне, полиция произвела обыск ( искали подпольную типографию).
Школа после обыска была закрыта.
В сентябре 1862 года Лев Николаевич женился на юной Софье Андреевне Берс, дочери московского врача. Вскоре после свадьбы молодые уехали в Ясную Поляну. 25 сентября Толстой записывает в дневнике: "Неимоверное счастье". И дальше: "Не может быть, чтобы это все кончилось только жизнью".
Казалось, день ото дня счастье супругов лишь упрочивалось. К январю 1863 года оно вошло в обыкновенную колею, утратив остроту первых месяцев семейной жизни. И примерно в это время Толстой задумывается о писательской работе: "Счастье семейное поглощает меня всего, а ничего не делать нельзя". Несколько позже: "Правду мне сказал, кто-то, что я дурно делаю, пропуская время писать. Давно я не помню в себе такого сильного желания и спокойного самоуверенного желания писать". Осенью 1863 года Толстого захватил замысел нового романа, условно называвшегося пока "Тысяча восемьсот пятый год". Через некоторое время этот замысел трансформировался в эпопею "Война и мир". Первая редакция "Войны и мира" выходила по частям в 1865-69 годах. Читатели и критики высоко оценили мастерство Толстого-психолога, Толстого художника, но Толстой философ и историк оказался многим непонятен.
В конце 1860-х начале 1970-х годов Толстой пережил мучительный духовный кризис. В 1869 году он поехал смотреть имение в Пензенской губернии, которое хотел купить, а по дороге остановился на ночлег в арзамасской гостинице. Той ночью ему явственно представилось, что он сейчас умрет. О своем "арзамасской ужасе" он писал: " Я устал страшно, хотелось спать и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал". "Арзамасский ужас", нашедший отражение в неоконченных "Записках сумасшедшего", определил направление дальнейших духовных поисков писателя. Ощущение пустоты и бессмысленности жизни преследовало его на протяжении нескольких лет, не раз подталкивая к мыслям о самоубийстве.
По-своему преодолел кризис писатель лишь на рубеже 1870-80-х годов. Об этом преодолении он рассказал в "Исповеди", опубликованной в 1884 году.
ОТ ИСКУССТВА К ПРОПОВЕДИ
Как вероятно, помнит читатель, слова "мне отмщение, и Аз воздам" из Второзакония Толстой поставил эпиграфом к "Анне Карениной". Над этим романом он работал в 1873-77 годах, живя в Ясной Поляне и продолжая учить крестьянских детей. Работа шла трудно. В 1874 году неожиданно умерли двухлетний сын Толстого и его любимая тетушка Татьяна Александровна. В свое время заменившая ему мать. В феврале 1875 года умер еще один сын Толстых Николенька, а в ноябре новорожденная дочь Варя. В письмах этого периода ясно прослеживается смятенное состояние Толстого. Ниже приведены отрывки из его писем к А. А. Фету.
24 марта 1874 года: "Вы хвалите Каренину. Мне очень приятно, да и, как я слышу ее хвалят, но, наверно, никогда не было писателя, столь равнодушного к своему успеху, как я. С одной стороны, школьного дела, с другой страшное дело - сюжет нового писания, овладевший мною именно в самое тяжелое врем болезни ребенка, и самая эта болезнь, и смерть!".
1 марта 1876 года: "У нас все не совсем хорошо. Жена не оправляется с последней болезни, и нет у нас в доме благополучия и во мне душевного спокойствия, которое мне особенно нужно теперь для работы. Конец зимы и начало весны всегда мое самое рабочее время, да и надо кончить надоевший мне роман".
"Анна Каренина" вызвала широкий отклик среди читающей публики. Выводы, сделанные писателем в этом романе, многим казались небесспорными, но тем более заинтересованно следили читатели за развитием образов и сюжетных линий в романе.
В 1879 -82 годах Толстой написал "Исповедь", где со свойственной ему категоричностью и убийственной логикой описал историю своего обретения смысла жизни. Произведение это начинается так: " Я был крещен и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей и с детства и во все время моего отрочества и юности. Но когда я 18-ти лет вышел со второго курса университета, я не верил уже ни во что из того, чему меня учили.". Далее автор описывает свою "духовную биографию" как смену этапов, приведшую его к простому и страшному вопросы: "Зачем?". Зачем все, если единственная неопровержимая реальность это смерть? "Я как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидал, что впереди ничего нет, кроме погибели".
В итоге Толстой сформулировал собственное понимание христианства как религии рациональной, религии "Царства Божия на земле". Отрицая то непознаваемое, что содержится в догмах веры, упрекая церковь за "оправдание насилия", писатель пересмотрел всю свою жизнь и жизнь своего сословия и сделал вывод, что она "не есть жизнь, а только подобие жизни". Но толстому мало было понять он хотел совершенно "переработать" свое существование соответственно тому новому знанию, что открывалось ему. Сделать это ему не удавалось, и его дневники этого времени полны язвительных и горьких контрастов: "У бабы грудница есть, три девчонки есть, а хлеба нет. В 4-м часу еще не ели... У нас обед огромный с шампанским..."
В 1882 году Толстой купил дом в Москве в Долго-Хамовническом переулке. Эта покупка сделана была им не для себя: подросшим детям нужно было давать образование. Сын Толстого составил в это время гораздо более "радикальный" план жизни: "Жить в Ясной... Прислуги держать только столько, сколько нужно, чтобы помочь нам переделать и научить нас и то на время, приучаясь обходиться без них. Жить всем вместе, мужчинам в одной, женщинам и девочкам в другой комнате... По воскресеньям обеды для нищих и бедных и чтение и беседы... все лишнее: фортепьяно, мебель, экипажи продать, раздать". "Фортепьяно и мебель", однако, присутствовали в хамовническом доме Толстых, причем большую часть мебели писатель покупал сам. Кроме того, имелся здесь и довольно обширный сад ( собственно, хамовническая "резиденция" Толстых представляла собой не столько городской особняк, сколько "полудеревенскую" усадьбу, какие еще сохранились в тогдашней Москве).
ТОЛСТОВСТВО
"Исповедь" Толстого была воспринята в русском обществе неоднозначно. Наиболее радикально настроенная его часть( то была, прежде всего, студенческая молодежь) встретила ее почти восторженно. Подогревало интерес к "Исповеди" и то, что цензура запретила ее издание. Планировалось, что она выйдет в пятом номере журнала "Русская мысль" за 1882 год с заголовком "Вступление к ненапечатанному сочинению", но сочинение вырезали почти из всего тиража. Читающая общественность знакомилась с ним в копиях с корректурных оттисков.
В 1884 -86 и 1887-89 годах соответственно из-под пера Толстого вышли "Смерть Ивана Ильича" и "Крейцерова соната". Эти вещи показали скептикам, что и "новый Толстой" не умер как писатель и свои "странные идеи" облекает в прекрасную художественную форму.
В это t время Л. Н. Толстой работал над пьесой "Власть тьмы, или Коготок увяз всей птичке пропасть". Она была издана в 1887 год и явилась первым драматургическим опытом писателя ( хотя подобные замыслы возникали у него еще в 1850-е годы). В основу этой пьесы Толстой положил уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова. Как и следовала ожидать, театральная цензура не пропустила "Власть тьмы". Тогда поклонники таланта Толстого решились на чрезвычайные меры: в начале 1887 года Стахович читал ее у министра императорского двора в присутствии Александра III. Царю драма понравилась он даже выразил желание присутствовать на генеральной репетиции. "Власть тьмы" была принята к постановке в Александровском театре. Приближалась премьера. И здесь в дело вмешался обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев. Он написал Александру III : "Я только что прочел новую драму Л. Толстого и не могу прийти в себя от ужаса... Какое отсутствие, больше того, отрицание идеала, какое унижение нравственного чувства, какое оскорбление вкуса... День, в который драма Толстого будет поставлена на императорских театрах будет днем решительного падения нашей сцены". Доверившись авторитету Победоносцева, царь запретил пьесу.
О толстовстве как о заметном явлении в русской общественно религиозной жизни заговорили в 1890-е годы, однако появилось оно десятилетием раньше. Основы этого учения Толстой изложил в "Исповеди", "В чем моя вера?", "Крейцеровой сонате". Одним из его первых " идейных последователей" стал В. Г. Чертков. Чертков происходил из знатной и богатой семьи, служил в Конногвардейском полку, но 1881 году, пережив духовный кризис, вышел в отставку. В 1883 году бывший офицер познакомился с Толстым и, восторженно восприняв его учение, сделался пропагандистом толстовства. В 1884 году при деятельном участии Толстого Чертков организовал издательство "Посредник". Основной целью издательства был выпуск качественной и дешевой литературы для простого народа ( взамен лубков, которыми торговали на ярмарках офени). "Посредник" издавал во множестве произведения самого Толстого, а также вещи Гаршина, Короленко, горького и других русских и иностранных писателей.
Движение толстовцев, между тем, ширилось и росло. Толстовцы организовывали колони, так называемые "культурные скиты", где старались жить в соответствии с заповедями автора "Крейцеровой сонаты". Они не пили вина, не курили табака, не ели мяса и добывали хлеб трудами рук своих. Проводя в жизнь идею "непротивления злу насилием", они отказывались служить в армии, что, конечно, не встречало понимания у властей. В 1897 году толстовство объявили "вредной сектой", а Черткова выслали за пределы страны.
"Идейных братьев" толстовцы нашли в лице представителей некоторых сект, распространенных тогда на территории России. В частности, близок толстовцам оказался уклад духоборов. Эта секта крайнего протестантского толка зародилась в западных российских губерниях в XVIII столетии. Духоборы считали себя избранным народом, призванным жить в духе божьей правды. Преследования духоборов со стороны правительства носили спорадический характер временами о них как бы "забывали", но затем вспоминали опять и принимались теснить их с новой силой. В 1998 1900 годах Л. Н. Толстой помог духоборам переселиться в Канаду, где их общины существуют и по сей день.
ПОСЛЕДНЯЯ ТРАГЕДИЯ
"Сущность богослужения состояла в том, что предполагалось, что вырезанные священником кусочки и положенные в вино, при известных манипуляциях и молитвах, превращаются в тело и кровь, что священник равномерно, несмотря на то, что этому мешал надетый на него парчовый мешок, поднимал обе руки кверху и держал их так, потом опускался на колени и целовал стол и то, что было на нем. Самое же главное действие было то, когда священник, взяв обеими руками салфетку, равномерно и плавно махал ею над блюдцем и золотой чашей. Предполагалось, что в это самое время из хлеба и вина делается тело и кровь, и потому это место богослужения было обставлено особенной торжественностью".
Выше приведен отрывок из нашумевшего в свое время романа Толстого "Воскресение" ( 1899). В отрывке этом описывается Божественная литургия в тюремном храме. Сочинения Толстого, направленные против Церкви, заставили Святейший Синод пойти на крайнюю меру: в феврале 1901 года он отлучил писателя от церковного общения. В определении, распространенном Синодом, в частности, говорилось: "Бывшие же к его ( Толстого) вразумлению попытки не увенчались успехом. Посему Церковь не считает его свои членом и не может считать доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею".
Нужно сказать, что сам Толстой отнесся к своему отлучению очень спокойно и даже опубликовал в газетах ответ на определение Синода, где признавал, что действительно "то, что я отрекся от Церкви называющей себя Православной, это совершенно справедливо". Итак, писатель был совершенно спокоен. Но зато была возмущенна Софья Андреевна. После публикации послания Синода она написала Антонию, митрополиту Санкт Петербургскому и Ладожскому, письмо, где обвиняла Церковь в жестокости. Митрополит Антоний отвечал ей: "Милостивая государыня графиня София Андреевна! Не то жестоко, что сделал Синод, объявив об отпадении от Церкви Вашего мужа, а жестоко то, что сам он с тобою сделал, отрекшись от веры в Иисуса Христа, Сына Бога Живого, Искупителя и Спасителя нашего. На это-то отречение и следовало давно излиться Вашему горестному негодованию. И не от клочка, конечно, печатной бумаги гибнет муж Ваш, а от тог, что отвратился от Источника жизни вечной".
В последние годы своей жизни Толстой был духовным учителем для очень большого числа людей. К нему в Ясную Поляну стекались сотни и тысячи "паломников", жаждавших получить от него совет и вразумление. Но в доме Толстых было неладно. Атмосфера вечного, непрекращающегося раздора между его домашними и близкими ему по духу людьми ( прежде всего, между Софьей Андреевной и В. Г. Чертковым), в которой жил Лев Николаевич, тяготила его. Угнетал писателя и! барский" уклад яснополянской жизни. "Жизнь здесь, в Ясной Поляне, вполне отравлена", - писал он в "тайном" дневнике 1908 года ( зная о том, что Софья Андреевна читает его дневники, Толстой завел "тайный" дневник, а потом "дневник для одного себя"). Мысль об уходе из усадьбы присутствует в дневниках Толстого задолго до ухода: "Опять хочется уйти. И не решаюсь. Но и не отказываюсь". К уходу из дома Льва Николаевича подталкивали его сторонники толстовцы.
Кризис назрел к конце октября 1910 года. Секретарь Толстого, В. Ф. Булгаков, свидетельствует: "С вечера 27-го числа в яснополянском доме чувствовалось особенно тяжелое и напряженное настроение. Около двенадцати часов ночи Лев Николаевич, лежавший в постели в своей спальне, заметил сквозь щель в двери свет в своем кабинете и услыхал шелест бумаги. Это Софья Андреевна искала доказательств томивших ее подозрений о составлении завещания и т. д. ее ночное посещение было последней каплей, переполнившей чашу терпения Льва Николаевича. Решение уйти сложилось у него вдруг и непреложно.".
Из дома Толстой в сопровождении своего врача, Д. П. Маковицкого, отправился сначала в Оптину пустынь, а затем в Шамардино, где монашествовала его сестра, Мария Николаевна.
Дальнейший путь оказался писателю не по силам. 31 октября он вынужден был сойти с поезда на станции Астапово Рязано-Уральской железной дороги и остановиться в доме начальника станции. Врачи определили у Толстого воспаление легких.
7 ноября в 6 часов 45 минут утра он скончался.