___Давно не брал я в руки шашки)))
Эх, мороз, мороз, поморозь меня
Так чтоб сильно проголодался я
И налью тогда я жаркого борща
Станет знойным летом лютая зима
Это я предисловие взял из сборника стихов "С миру по ложке", над которым я сейчас работаю. Пишу о разных странах, далеких и близких, экзотических и богатых, горных и пустынных... В какой-то вирши я обнимаю жгучую брюнетку итальянку и втягиваю в себя спагетти, в другой хрупкая тайка ласкает меня, в то время как я кормлю её и сам вдыхаю аромат ям муй яй, а тут дородная обнаженная чешка игриво подбрасывает кнедлики, а я ловлю их ртом на лету...
Но я отвлекся, дорогие мои едоки. Здесь я, чтобы рассказать случай, неожиданный и замечательный, случай, что приключился со мной не далее как надысь.
Решил я тут сготовить себе твороженников холодным зимним вечером, когда куда-то исчезают дворовые птицы, а бездомные собаки с жалостливыми глазами просятся в подъезд. Именно горячие твороженные лепешки с доброй деревенской сметаной, в которой стойким оловянным солдатиком располагается ложка, спасают меня от зимней грусти.
Немедля, благо молодой вечер позволял успеть до закрытия, я выбежал на улицу и испуская клубы пара, похожего на сладкую вату из парка Горького, помчался на нашу молочную кухню.
Моя любимая молочная кухня, я обожаю тебя. Ты уже не молода, я помню те времена когда на тебе висела кокошником строгая советская надпись МОЛОКО, теперь же ты украшена неоном с изображением веселой коровы и добродушным усатым мужчиной, очень похожим на моего отца и любимого всеми нами Якубовича. Но никакие перемены не повлияли на твой ассортимент, богатый и девственно свежий. Представляете, тут можно купить с утра молочко с пенкой, то самой пенкой из летнего деревенского детства, что гусарскими усами украшали нас, розовых и беззаботных. Простите меня, друзья, но не скажу я Вам адреса этого заветного, играет во мне жадность гастрономическая, как у рыбака прожженного, что места клёва скрывает. Не обессудьте..
Творог был, тот самый который и был нужен... Не рассыпчатый, как горох, и с желтой водицей на дне, а красавец, лоснящийся благоухающим жиром. Он гордо возвышался на прилавке как пирамида египетская од чуткой охраной Веры Ивановны. Ах Вера Ивановна, милая Вера Ивановна, вы совсем не стареете, всё тот же румянец и мягкие белые руки, что дарили мне в детстве сырки в шоколаде за семь копеек. Она улыбается красивыми белыми, почти молочными зубами, и поздоровавшись, начинает мне вешать тот самый творог... Он нехотя, как тающий мартовский снег с крыш, опадает с большой мерной ложки в пакет, мой пакет...
"Вера Ивановна, заходите ко мне на твороженники. Стасик, милый, ты же знаешь, что не смогу. У меня внучка с простудой лежит. Ах да, говорил я Вам, это всё от того, что без шапки она у Вас ходит, а спина аж голая вся, да и кушает она совсем мало, всё йогурты эти искусственные. Да знаю я , Стасик, да разве слушает она меня, молодая... Здоровьичка Вам и внучке с дочкой..."
Ну вот... Мой милый творог уже лежит и греется у меня на кухонном столе... Я смотрю на него... Он потрясающе красив...Почему творог?...Почему мужской род? Совсем не похоже на мужчину.. Мужчина это бутерброд с плохо чищенной сельдью или ливерная колбаса с кока-колой, но не творог... Я подхожу и трогаю ... Пальцы сначала нежно поглаживают, а потом страстно, но аккуратно начинают рвать воздушный игривый пеньюар пакета... Полы пакета спадают и аромат наполняет меня... Запах женщины, опытной и страстной, не карамельный чупачупсный запах клубной молодухи, а одурманивающий лёодюр женщины, счастливой материнством и опытной замужеством, умной и чувственной... Руки сами разделяют творог на две части, округляют их и гладят, иногда аккуратно сжимая... Я опускаю лицо в ложбинку и прерывисто-глубоко вдыхаю аромат... Внизу теплеет и окукливается моя страсть... Одной рукой, немного дрожащей возбуждением я освобождаю себя от пут кальсон, а другой открываю холодильник, нащупываю коробочку с клюквой в сахаре и достаю две... два... Языком я слизываю пудру и венчаю сосочками клюкв мою твороженную гетеру... Я ласкаю губами благоухающие округлости, поднимаясь медленно вверх... моё тепло внизу закипает, я прижимаю губами рдеющие сосочки... Мягко прикусываю зубами, чуть сильнее...сильнее. сильнее... Клюковка лопается и вместе с её вкусом, разливающимся у меня во рту я изливаюсь своим блаженством...
С пеленой в глазах я опадаю на табурет и с затуманенным авророй неги начинаю поедать объект моей страсти... Божественный вкус... тонкая сакральная связь... молоко материнства творог питающий жизнь запах женщины, возбуждающий мужчину мужчина изливающий страсть, порождающую жизнь... Божественно ...
Я не замечаю, как съедаю весь творог, тем самым абортируя твороженники... и иду спать...
Я засыпаю сразу... Мне снится моё детство... Бабушка Зина дает мне пощупать коровье вымя, наполненное молоком, а потом в сарае я долго и внимательно нюхаю руки...
Ваш Стас Ослов.
Москва. Зима. Февраль.