Она может позвонить ему уже на вторые сутки после ссоры окончательной и бесповоротной и вместо робкого "привет" сказать:
-Ну ты там обдумал всё уже наконец?! Сколько можно, мне же скучно, я переживаю и умру. А вот умру - сиди себе, обдумывай-страдай, сколько влезет, а пока обними, а?
Он может долго щекотать её - до колик, до разрыва глотки, а потом внимательно смотреть, как она стонет, полуживая, учится заново дышать, и ярым писком, осмелев спустя пару мгновений, обещает отомстить. Тогда он скажет снисходительно: - Нет, все-таки кормить тебя надо всего два раза в день.
Когда ей ночью снится гениальный сон - его будят, не раздумывая, и рассказывают в красках. Пока не забылся. Ведь это абсолютная бомба - сам тарантино удавился бы на проводах кинопроектора. Но он ведь не расскажет, он умеет хранить тайны, поэтому слушает. Лишь спустя полчаса, когда она пошла рассказывать то же самое по второму раз, словно шлифуя впечатления и перекатывая удовольствие в словах на языке, как барбариску, он лишь пробурчит что-то неразборчиво и отвернется. Но она не обижается: он ведь не видел сон - не понимает. Надо рассказать еще как следует - и тогда он проникнется. Поэтому она садится и в третий раз принимается вспоминать вслух, как там всё было, стараясь не упустить ни детали.
Когда он каждый день говорит про одну и ту же претензию, и получает на неё одни и теже тирады, то каждый раз закатывает глаза так далеко на затылок, что кажется - он сейчас упадет на спину. При этом она тоже строит неприятную мину.
Иногда она говорит: - Я сейчас всё брошу и уйду. Останешься один- тогда увидишь
-Ога, свет
-Да, то будет конец твоего тоннеля, тупик.
-А ты до пенсии будешь питаться бутербродами.
Но иногда, когда она старается вести себя, как умная с заботливой, он вдруг трагически качает головой, включает холодное презрение и произносит:
- Мда, вот так спектакль, ну какая же ты хитрожопая.
Та возмущается. Но дело в том, что при малейшем возмущении её начинают невыносимо щекотать.
↳
↳