Вертел в руках черепаху. Панцирь пробит в нескольких местах. Но жива, что-то пожевывает, куда-то ползет.
-Куда ползешь, - спрашиваю.
Лапами шевелит, словно прося оставить в покое.
-Кто ж тебя так? - спрашиваю.
Ничего не говорит. Глаза прячет.
-Видимо, черепах... -подвожу итог я.
И тут черепаха разворачивается, встает на задние лапы и говорит:
-Ничего ты в любви не понимаешь.
Ладно, думаю. С черепахой спорить не к лицу. Надо обратиться к кому-то менее медлительному.
Спрошу что нибудь у украинки, думаю.
-Я тут с черепахой говорил,- виновато и будто оправдываясь говорю, - так она мне сказала, что ничего не понимаю в любви.
Украинка тоже разворачивается встает на ноги и говорит:
-Ничего ты в любви не понимаешь.
У дождя я спрашивал, у ясеня, даже у деда Митрича.
Дождь, голосом Ксении Собчак, сказал примерно то же, что и дед Митрич, ясень, ясен пень, не ответил вовсе. Помахал. Неудобно говорить чем.
Вдруг слышу из леса:
Как бы мне, рябине,
К дубу перебраться?
Я б тогда не стала
Гнуться и качаться.
Вот они, еврейские штучки, думаю. Рябины желудями не питаются, со школы помню. Враги поют.
С поросячьим подтекстом, наверняка. Свинью матушке России хотят подложить, не иначе.
Пригляделся, приставив ладонь ко лбу: Митрич поет со своей любовницей Клавдией.
У обоих по щекам слезы стекают. Лица обреченные, голоса отчаянные...
А ведь у Митрича - жена, трое детей, да и Клавдия не ангел, двоих мужей похоронила.
И вдруг понимаю, что поют-то они по-английски. Вот страху натерпелся.
ПЫСЫ.
Вот черт! Хотел написать красиво, а вышло как всегда. Не судите меня строго, не хочу удалять этот текст, уж больно ржачно получилось. Наслаждайтесь. Название даже придумал этому рассказику "Панцирь черепахи". Бред полный, но складно. Как это получается - ума не приложу.
↳
↳