опубликовано
9
июля 2007
Я каждое утро обхожу территорию церковного кладбища поглядывая на могилы, я один пожалуй кто ещё умеет ходить, мой эскадрон матушка, конечно со мной, да вот они спят крепче осенних листьев, последним заснул сотник Микитский, тот самый помнишь, я тебе рассказывал, которому отрубил голову тесаком какой то Наполеоновский фузилёр, да - время Микитского топтать безтелесно эту землю закончилось, один я и остался, у меня долг побольше будет, но ты не волнуйся... я отработаю. Там справа могила с винтом, под ней четыре лётчика с штурмовика упавшего в Мировую, так их и минуты на Земле не задержали, святые они, что - ли?! А между тем один из них был изрядной сволочью - , но главное было тогда погибнуть как герою, а я не успел- они так быстро тогда ворвались, что я мог сделать??? Я ещё спал когда понял, что жить осталось секунды, что я и проснуться то не успею когда этот Жан или Жиль, (придумают же себе черти имена) проткнёт меня своей шашкой как раз чётко, между глаз... и врут, что череп крепкий, нет родная - треснул как орех я и крикнуть не успел... после часовых во дворе я был первым... Некоторые ещё вон поборолись... Микитский и рубануть кого то успел... Бродяга...
Долго потом мы с ним смеялись как все забавно вышло - смерть свою пропустили без спроса... да - смешно это всё да вот только одиноко, хоть бы подкинули кого, но нет... С 90 года тут никого не закапывают да и до этого - святые какие то попадались - после отпевания и сразу на небо, я только рукой и успевал вслед помахать... а теперь один, - мир, что-ли перевернулся, скучно, а за ограду ведь и не выйти... Сколько мне ещё тут?.. эээх - вот уж даже и не знаю. Вечность наверное. Радует только, что пол - вечности уж точно прошло... не могло не пройти...
Сейчас я научился по-другому смотреть на мир, какое-то зрение особое стало, будто через призму: всё переворачивается и горит совсем другими красками и жизнь свою прожитую и не очень оцениваешь другими красками... Помню предпоследнюю резню у кордона Калужского полка, мой разьезд тогда наткнулся на экипаж лягушатников - как вы их нынче прозываете. Вылетели на них случайно, через рощу, Кузьмич услышал ржание коней и мы с ходу рванули наперерез... Микитский раньше меня сообразил, что там к чему и с оскаленной пастью вырвал из ножен шашку, а там и весь эскадрон без приказа рубить пошёл в кровь... ан не ждать же матушка смерти - карабинеры уже вскинули мушкеты... я остановил закрытые сани - кони встали на дыбы, так и стоит в ушах это ржание и запах крове я одёрнул полать тента: баба, совсем молоденькая... девчонка совсем, француженка с визгом выхватив пистолет вроде собралась стрелять... я плохо помню, всё произошло в доли секунды, взмах шашки и чья-то голова сверкая смоляными косами покатилась обагряя кровью мой январский снег... ребёнок совсем... Микитский потом стоял и вытирая обрызганную кровью бороду показывал мне её незяряженный пистолет... мама я совсем ребёнок ещё был - не чета нынешним столетиям мудрости... мама я стоял и у меня текли слёзы и голова смотрела на меня ясными, чистыми глазами невинности и навсегда потерянной юности... даже небо, кажется, было багряным...
В 89-м хоронили тут одного, молоденького, до сих пор смотрит с плиты на меня его фотография с военкомата, улыбка небо закрывает и тельняшка небесного... бело-голубого. Он три дня у оградки посидел... мы выпили стакан на двоих, что ему родные на прощание налили... он говорил все эти три дня, рассказывал о своей войне, о детях которых его гранатой в клочья перемешало и о том как они умеют стрелять если ты их не опередишь... он три дня говорил, а потом исчез и я снова остался один... , где справедливость?... почему они уходят, милая, почему они уходят и только я один остаюсь в своей уже полностью истлевшей офицерской шинели и только эполеты до сих пор сияют золотом шитья будто не было этих проклятых трёх сотен лет...
