Во времена моей юности продавалось много разного дешевого ситчику, и я шила себе разные наряды, например, кумачовый пиджачишко с изумрудной юбочкой. Замечание из знаменитой пьесы о розовом поясе к зеленому платью не волновало меня нимало, хотя на театре, где я работала, шла эта пьеса и живым укором выходила в роли Наташи Вика А.
Но я не о том.
Шила не только я.
Все было наводнено самошвеем.
На зиму я купила себе дивную голубую пуховую куртку с вискозной подкладкой и одним маленьким недостатком: её нельзя было снимать в людных местах, поднимался хохот от количества пуха и пера на мне.
Но в кино я её бестрепетно надевала, и зря.
Однажды, забывшись, я её в кино машинально расстегнула, и в соприкосновение с пухом и пером пришли брюки черного цвета, в рубчик, синтетические, ткань в эдакую петельку, которые цепляли перья намертво.
Молодой человек, рыдая от смеха, ощипывал меня в подворотне.
Я была в точности как вымазанный смолой и обвалянный в пуху-пере жулик, и тоже немного плакала.