В каком-то странном для самой неё же механизме (она никогда не понимала, как он там работает, работает ли он вообще, исправен ли, или бракованный достался, но чувствовала, что собрал его не дурачок) что-то вдруг поломалось: сначала громко свистнуло, блеснуло искрой, затем с надрывом, демонически, минуты две подряд звенело, и затихло.
Именно с этого момента, как рассказали очевидцы, всё вдруг взялось и понеслось коту под хвост.
Она вдруг стала бегать на высоких каблучищах, как ошпаренная, танцевать утрами с банкой кофе, хохоча, ходить в задорных платьях, изображала в ванной Мика Джагера, поющего про любовь зубной щетке, и, ничуть не смущаясь, зачем-то улыбалась всем в транспорте.
Это еще не всё. Еще шептала про себя на ходу "О Боже, ну спасибище тебе, какое ж это счастье, угодиииил!". С восторгом пятилетнего ребенка, она откусывала белый хлеб с вареньем, смакуя, будь то круассан, фотографировала по ночам закаты, находя сотни странных рифм к тому явлению, что "солнце-красный шар". При том носилась буднями под внутренний какой-то рок-н-ролл, вприпрыжку осыпала нежностями встречных-поперечных, и жадно, постоянно наблюдала, как в небе ездят облака. Рассказывала всем потом, как это интересно, но больше ничего не объясняла. И чувствовала, что внутри внезапно поселилось что-то беззащитное, и дико бешеное.
Она пустилась во все тяжкие.
Ходила пьяная радостью встельку круглые сутки. На ночь в нос её целовал сам черт. Всю деликатность пустила вразнос. Услышанные "осторожно" в момент швыряла на пол, разбивая вдребезги. Срезала встреченные ею якоря, а если кто отказывался - еще упорней резала - отчаянно и втихоря. Пила много воздуха с ромом, и как столетний пират, раздавала подзатыльники всем, кто не был моменту рад.
Ох, кааак же ей было хорошо.
Правда побеждала Ложь, Жизнь стебалась над Смертью, шредер был битком от предрассудков, Лето мочило Зиму, а не наоборот, Солнце раздавало пендали Тучам, где-то внутри плескался и просился выпустить наружу драйв, а ветер, как стилист, укладывал красиво волосы.
Она ела райские блюда, было много вкуснейших вин, она каждый день видела новых, прекрасных мужчин. Горели от смущений с желанием, щеки. Какую-ту странную самбу вытанцовывали под рабочим столом её ноги.
Бедная девочка, ей даже закладывало уши от высоты полетов. Приходилось прыгать на одной ноге, наклонив голову. И совершенно разучилась узнавать местное время. Да и существовало ли оно вообще, в том странном круизе по гребням реальности.. Однако, ей на это было пофиг ибо была занята -выбирала новые духи с восточным ароматом.
Другим казалось, что она больна. И причину знали, нелепую до безобразия: неосторожность.
А она, что она.. Боооже, КАК же ей хотелось моментально кинуться ему на шею. И пропасть.
Так и спала: в истериках, с бредом, в жарком поту, со стучащим под двести пульсом.
А что, ей даже нравилось.
Вот только вызвали врача, и тот сказал: горе, влюбилась.
Выписал лекарство, пахнущее идиотизмом. Она ненавидела его: после него небо наливалось отвратительно сизым. Куда-то вдруг исчезали все зеленые лужайки и уютные дома, облетала еще быстрей листва. Она уже не думала так ясно, что во всем права. Хотя да, она была уверена в одном: что любитлюбитлюбит, вот только не понятен был объект любви, был ли он в её, или чужом городе, в её ли, или уже в другой записной книжке, ей было об этом ничего не известно, и поэтому не нравилось об этом думать. Но врач сказал - принимай. И после каждой таблетки сомнения становились ярче. Зато окружающие - спокойнее.
И вот однажды, спустя предсказанные врачом две недели, в том пыльном механизме снова что-то ухнуло, затем, набирая громкость, протянулось кряканье, затем стон, скрип и.. и он снова затикал как ни в чем не бывало. Починился! Урррра. Знакомые хлопали в ладоши, а внутри нее остался странный гул. Как отголосок той поломки, что произошла когда-то, непонятно, просто так.