... и я такой бодрым морячком, и со мною лучшая девушка на свете. Конечно, мне все завидуют, я даже сам себе немного завидую. У нее веселый нрав, открытый взгляд и слегка (она только что похвалила блюдо, которое заказала: "Изумительно вкусно! Остро, но не переперчено") вздернутый нос. Ее кожа пахнет сандалом, а волосы - чем-то ускользающе-знакомым из детства. И я бегу по все расширяющемуся кругу ассоциаций и никак не могу подобрать этому запаху более точных соответствий.
Мы сидим у барной стойки, отгородившись - ее левый локоть на столешнице, ладонь подпирает повернутую ко мне голову, моя же правая рука зеркально обозначает восточную границу - от всего мира. Я упираюсь ступней в подножку ее стула - на случай возможных поползновений с юга, и на всей протяженности этой границы чувствую тепло ее ног.
Мы увлеченно разговариваем. Спроси меня кто-то, о чем, я не найдусь, что ответить. Потому что слова не важны - важны вибрации, с которыми они передаются.
С севера, со стороны барной стойки периодически прорывается бармен, который при любом удобном (с его точки зрения) случае пытается ей подмигивать. Она делает вид, что не замечает этого. Я тоже - потому что мне нравится ее реакция. Перед нами две маргариты, впереди целый вечер и - в этой системе координат - плюс бесконечность.
Внезапно она прерывает разговор, склоняется к сумочке и выуживает оттуда какую-то безделицу из бижутерии. Смотрит мне в глаза, разламывает ее ("... взял хлеб и, благословив, преломил...") по предварительно обозначенному пунктиру и протягивает одну из образовавшихся половинок мне. Я прыскаю смехом. Она - следом. Но я уже знаю, что буду преданно носить эту кажущуюся безделицу на шее. Что бы это не значило.