"Ну и где же ты парень живешь??"- спросил меня старичок из леса, с которым я уже около часа сидел у костра.
"В Усадьбе" - ответил я, намериваясь расспросить его побольше о местных приданиях и бывших владельцах поместья.
"Так дом же разрушен, ужель палатку на руинах сварганил?" - недоверчиво смотрел на меня старик.
"Да нет, я в полуразрушенной бане остановился, там крыша уцелела и три стены. Мне там очень хорошо, тихо, просторно и ветер не очень мешает.
"В бане?" - старик закурил "А не ссышь? Она-то по ночам ходит, пугает тебя?"
Лет сто пятьдесят назад правила тут помещица. С норовом была, крепостным прохода не давала. Зверски относилась она и к мужику и к бабе крепостной за каждую охапку хвороста собранную в её в лесу, за каждый, как выразился дед, "намек на потраву". Вдовствовала она давно и с каждым годом, безмужней жизни, норов становился только тяжелее. Как и положено, она была на этой земле Царицей и правила на своё усмотрение.
Раз пришел к ней молодой крепостной разрешение на брак просить, ну и невесту с собой привел. Но парень, к несчастью, так приглянулся самой барыне, что та согласия не дала. Молодой парень затосковал, и однажды встретив помещицу, упал ей в ноги и стал молить о разрешении, но, увидя непреклонность барыни, поднялся на ноги с угрозами. За что и был срочно сдан в солдаты без всякого времени. После этого обратила помещица свой гнев на девку, что парень в невесты хотел взять. Просто житья ей не давала, косу велела ей отрезать и все такое, короче со свету сживала по-полной. А та возьми да с горя и удавись. Суд приезжал. В бане её и потрошили. За чем потрошили не понятно, а схоронили за оградкой, потому что сама на себя руки наложила. Сиротой она была, и все что после неё осталось, так только сундучок с вещами. Вот с тех пор она по ночам ходит, и сундучок свой ищет.
Плохо я спал в ту ночь, или вообще не спал, только шаги слышал, и доски в старой усадьбе скрипели, как будто кто ходит там. Не удержался и пошел посмотреть, отчего в безветренную ночь доски разрушенного поместья так характерно звучат. Со страха ли, с молодецкой удали ли, но забрался я в самый дальний угол полуразрушенного подвала усадьбы. Тонкий луч фонаря выхватил своим бледным кругом света старый небольшой сундучок, покрытый пылью, перевязанный веревкой и запечатанный сургучной печатью земского суда.
Нужно ли говорить, что ровно через час я был уже в 5 км от той усадьбы и куря нервно, даже не жалел о потерянном фонарике.
(повторил по просьбам трудящихся)