- Ну, ты, эта, не пужайся, - сказал на прощание дед, хозяин квартиры. - Тут барабашка живет, не злой. Бывай! Дед захлопнул за собой дверь, загромыхал ботинками по лестнице.
Я так и осталась стоять с разинутым ртом посреди коридора. Вообще-то, мы на барабашку не договаривались!!!, захотелось проорать вслед деду спустя несколько минут после его ухода, когда маленько пришла в себя. Или позвонить ему по телефону? Но местный крымский пока был мной не куплен, тратить роуминговые деньги не хотелось. Ладно, добро, разберемся.
Разбираться пришлось с вещами из огромного чемодана, на голову ничего вроде не падало, электрическим током не било. До вечера я раз десять перевворачивала лампочку в ванной, которая гасла сама по себе, боролась с допотопной газовой плитой обжигая пальцы о спички. Никак не могла разложить диван для сына, в итоге, справилась тоже. Замок входной двери барахлит, надо бдить и закрываться на ключ. Никаких проявлений нечистой силы пока не наблюдалось. На кухне сама по себе погромыхивала отмытая содой посуда, но я столько набила ее в сушилку, что не странно. Пару раз упала с гвоздя разделочная доска. У деда все хозяйство на соплях держится, ну и что. Зато пятый этаж, две комнаты, есть встроенная в шкафчик керамическая хлебница, такой в жизни не видела. Вид из окна чумовой, внизу ручей, справа кипарисы и море.
День прикатился к вечеру, я решила нанести упреждающий удар. Разложила на холодильнике в вазочке печенье и московские конфеты, громко откашлялась, отвесила поклон...
- Вот, дедушко-домовушко, угощайся. А нас не обижай!
Сын с интересом наблюдал за ритуалом. При виде шоколадных конфет выторговал себе две.
- Ну ладно,- так же громко заявила я равнодушной кухне. Будем считать, прописка состоялась...
"Нехорошая" кухня молчала.
Помылись с сыном с дороги, несколько раз нас обдавало кипятком или поливало холодной водой из душа, улеглись вечером спать вместе на диване. Завтра переберусь в маленькую спальню.
Проснулась в пять утра от непонятных громких звуков, идущих из коридора. Вот оно, началось, устало и сонно думалось мне. Звуки напоминали тромбон, иногда вперемежку с ним вступал визг другого неизвестного мне духового инструмента. Потом что-то заухало и загудело. Воющие звуки и уханье резко прекращались, через сколько-то минут возобновлялись вновь. После дороги и самолета спать хотелось жутко, я проваливалась в короткий дурной сон и резко просыпалась от тошнотворного воя. Низкие звуки отдавались в животе вибрацией. Это не барабашка, а баньши какой-то, уже зло думалось мне. Вот дед, ссука, подсуропил персонаж английского фольклора! Сын начал беспокойно ворочаться, укрыла его поплотнее одеялом, за окном висели тусклые предрассветные сумерки, ни одна птица не чирикала. Моя злость накопилась для решительного отпора.
- Ну ладно, иду, - прошипела я угрожающим шепотом и зашлепала босиком в сторону кухни. Звук доносился из ванной. Спросонья, а может, от неизвестности, знобило. Включила свет, зашла. Заливисто пел и трясся кран. Открыла воду, с потекшей водой звук истончился и пропал. Посидела на краю ванной, дождалась, пока снова запел тромбон. Спустила воду в унитазе. В трубах утробно забулькало, звуки пропали.
В коридоре заметила, что спали с полуоткрытой дверью, громыхнула замком. Прогнала с уличного ящика для цветов наглую чайку, легла обратно досыпать.
- Мааам, к нам кто-то приходил? встрепенулся сын.
- Дядя Ван Хельсинг приходил, спи, мой мурзик, баюшки-баю, баюшки-баю...