Люблю я свою работу. И станцию, где работаю, тоже ведь люблю очень. Пусть и серенькая эта станция, но сколько приятных моментов с ней связано.
Всегда улыбающийся, человек-гора, Василич, пахнущий луком, чесноком, перегаром и немытым телом. Нач. станции суровый мужчина, вечно разглядывающий в зеркало новые прыщи, выдавливающий спелые и очень сокрушающийся, когда, после операции, кровоподтеки и синие следы его ногтей выдают его нетерпимость. Зинка, вытирающая следы операции с зеркала уборной, злобно матерясь и чертыхаясь, поправляет свои перетравленные волосы, потом, повернувшись огромным задом к зеркалу, изгибается и рассматривает особенности своей фигуры.
И работу я свою делаю хорошо. Работа надо сказать не простая, хоть и выглядит на первый взгляд просто очень. Я рельса укладываю. Не всегда новые, часто старые ремонтирую. Рельса то должны аккуратно подогнаны стык в стык, без разноуклонки, стык отшлифован и правильно затянут. Бывает машинисты матерятся, когда подвеску сильно бьют, тогда то и мы выступаем. Когда рельс целиком заменим, иногда только стыки подправим, но иногда приходиться все полотно перекладывать, шпалы вынимать, да новые укладывать. Тогда мы всем звеном выходим на участок. И ладно так работаем: Иваныч старые поднимает, а я за ним новые кладу, а потом, когда работа сделана и бригада уже ушла, мы, с Иванычем, любовно стыки шлифуем, проверяем, что б, не дай бог, зазора какого-нить не было. Ведь рельса они артерии нашего мира, они людей между станциями соединяют, что бы не опоздал кто и всегда встретиться успел.
Вечером, когда я устылый домой, я с улыбкой гляжу на пассажиров, которые выходят на нашей станции. Временами они угрюмо бредут домой с сумками, да авоськами. Некоторые садятся на скамеечки и ждут. Иногда парочка какая-нить щебечет в сторонке, видно по ним, что люди только что встретились, и так приятно от этого что сам начинаешь улыбаться. Иваныч, в таких случаях, толкает в бок локтем, сам улыбится и грит: - "Чо, Сём увидел кого?" Я молчу в ответ, но продолжаю улыбаться, чо я ему буду объяснять, что так приятно видеть когда Мужик в первый раз с бабой встретился, не знает еще как себя вести с ней, и пытается быть с ней самим лучшим на свете Мужиком. Я много таких встреч видел, видел и слёзы и улыбки, видел крики и счастливый смех, видел расставание и встречу после долгой разлуки. Здесь, на станции, идет своя жизнь.
На днях видел как жирная матрона себе мальчика молодого клеила. Как коршун на него накинулась. Мальчонка потерялся, прижался в углу. Видно ждал молодую девчонку дождался.
Видел и наоборот картину. Дедок один девчонку молодую обхаживал. Девчонка на него презрительно смотрела непонимающе. Тогда дедок из кармана пресс денег достал и девчонка сразу заулыбалась и зачирикала.
В общем, разные картины я наблюдаю, домой возвращаясь. Но только вот в последнее время я счастливых парочек все меньше и меньше вижу. Теперь меняться стал облик станции. И стала шириться угроза в сознании моём. Дело то вот в чем:
Уже не один раз эту картину наблюдаю. Но вот вчера даже рот от удивления открылся.
Две женщины. Одна зрелая дама, в возрасте, волосы крашенные, в глазах сумасшествие читается. И другая пухлая такая девушка, видно по лицу, что потерялась по жизни и обижена очень. Так вот, стояли они на станции и целовались в засос друг с дружкой. Проходящие мимо прохожие удивлено оборачивались осуждая. Я ближе подошел, стал пристально глядеть, в глазах моих укор и непонимание. Женщины, наконец, оторвались друг от друга и на меня посмотрели. Та что постарше, глаза опустила, сгорбилась как-то, постарев сразу на десяток лет, и растворилась в толпе. А пухленькая девушка, оставшись одна, как волчонок махонький, дерзко на меня посмотрела, прямо в глаза. Я отшатнулся увидев боль, отчаяние и потерянность в её глазах. Сколько обиды читалось в этих глазах, сколько горечи. Я не стал отводить глаза. Девушка, бросив еще раз на меня вызывающий взгляд отчаявшейся по жизни женщины, бросилась к подъезжающему составу и исчезла в вагоне. Состав набирал скорость, а я стоял и провожал его взлядом. Я задумался. Это какую надо обиду иметь на мужика то, что бы бабе с бабой начать обжиматься. И знали бы вы как грязно и непотребно это выглядело. Я долго еще стоял. Составы приходили, выплевывали людей и уходили дальше. Появлялись новые парочки, мальчики с девочками, мужчины с женщинами. Кто скулил, кто выл, кто сердился. Иногда слышался счастливый смех и оживленный разговор, иногда крики радости и слезы печали. Я вздохнул, развернулся и пошел на эскалатор.
Около станции стоял Иваныч, пил пиво. В другой его руке я увидел вторую бутылку.