*Voulez vous*
Hier soir deux inconnus
Et ce matin sur l avenue
Deux amoureux tout etourdi
Par la longue nuit
Et de l Etoile a la Concorde..
Когда меня схватило, мм? Когда именно стало тебя не хватать..
В Париже любые межполовые войны и миры обретают новые степени глубины и резкости. Pro-зрение случается, что ли.
Пусть гипер-популярное русское оханье по этому городу еще с первой волны эмиграции набило оскомину всем там не бывавшим. Всем "не бывшим", оцени слово.
Но сейчас вечер, светотехники Эйфеля снова играют свои трехсотметровые ноктюрны, во все стороны света и всеми же цветами радуг. Башня велика, башня-великан. С тобой мы не стали бы смотреть на неё с Трокадеро, пусть там тусуются туристы и понаехавшие, щедро перемежаемые неграми и арабами, таскающими на огромных проволочных петлях связки маленьких сувенирных Эйфелей. Хочешь башни? Отвесив учтивый поклон Наполеону, мы бы вынырнули из путаницы аллей от дома Инвалидов до Военной школы, усевшись меж столбов Стены Мира на Марсовом поле, и смотрели бы на эту великаншу, прикидывающуюся новогодней ёлкой. И, если бы нам повезло - угощали бы сигаретами гитариста-немца, болтали с белёсыми скандинавками, любовались смеющимися глазами бразильянки.. а ты бы фотографировала это всё своей модной камерой, выискивая ракурсы поинтереснее.
По мне, Париж немыслим без целоваться. Правда, слово сие, будучи напечатанным, обретает странную тяжесть и кривой смысл. Как на кадрах начинающего фотографа, оно виснет и липнет, корчит морды и крючит спины. Странно. Наверное, у поцелуя просто нет формы. У него нет мышечной памяти, нет правил и церемониала..
Но Париж = целоваться.
И баста.
В стареньком вагоне метро, отгораживаясь от всех счастливо прикрытыми глазами, на бульварах и "рю", у соборов и просто на ходу. Прижимаясь собой, прижимая к себе. Парижимая.
Я бывал тут с десяток раз. Облазив его вдоль и поперек, терпеливо ждал открытий чудных. Скажи, потребляя пастис на Монмартре, арманьяк в случайном баре недалече от мельницы Галетт, на крыльях которой висел распятый русскими казаками мельник, потом скатываясь вниз, в обязательные Две Мельницы с Амели Пулен - что бы мы выпили там? Кальвадос или коньяк? Может, просто вина?
..
Просто необходимо целоваться. Это главное и единственное правило проникновения в Париж. Офранцузивания. Целоваться долго, закрывая глаза, со страстью и увлеченностью. Или мимолетом, за три прошедших минуты уже соскучившись по вкусу желанных теплых губ. Целоваться - единственное, чего от тебя ждет город. На остальное ему плевать. И если хочешь узнать его изнутри - ты должна суметь его не замечать. Да вообще никого не замечать..
И никакое громадье планов было бы неспособно вытащить нас поутру из постели. Ведь в нашей постели всегда найдется "дел" часов на...? Или на сколько есть. И может потом, apres le voyage, оба бы недоуменно вспоминали эти затяжные потери сознания, зато на любом отрезке жизни после - эти утра, туманные, жаркие, тянущиеся, как пастила в витринных автоматах магазинов сладостей, смогут вызвать еле заметную окружающим улыбку, подзаряжая тебя, как встроенная батарейка.
Я бы встречал тебя-желанную, стоя за стеклянной стеной зала прилета в Шарль Де Голле, весь руки-в-карманы, а-ля местный, уже пообвыкшийся в этом современном Вавилоне. И ты, еще не втянувшая французского воздуха, беспомощно озиралась бы по сторонам, надеясь, что авиакомпания не потеряла чемодан, гадала бы - не окажешься ли одна на один с этим незнакомцем-Парижем, а вдруг что случилось, а ну как не доехал встречающий..
Да еще и повсеместно-автоматические двери обязательным рывком распахиваются перед самым носом, пугая и без того напряженное переездами сознание. Но я бы lovил тебя в объятия, развеивая все переживания в мгновение ока, и твой живой интерес, расчехлив свой любопытный нос, вертел бы головой на красивой шее, неустанно сыпав вопросами, как дитё-четырехлетка. А это что? А тут как? А почём? А куда мы идем? А нам долго ехать? Я бы смеялся, то отвечая, то прерывая бесконечный словопоток, запечатывая уста, перебирая пальцами по тонкой талии, и волоча за собой здоровенный чемодан, забитый до пузатости всячиной, нужной любой фемине, даже если выбралась из дома всего на пару дней.
Ох уж это твое любопытство. Ворчать, пряча улыбку, точно зная, что если не торопиться с ответами - ты сама сформулируешь любые и правильные.
- Какая она - настоящая парижанка? Ну покажиии! А парижанин? А чем они отличаются от итальянцев, голландцев, русских и российских? А почему двери метро не открываются, как у нас, ожидая поднятия смешной стальной закорючки? А почему поезда на резиновых колесах? А почему опавшие листья тут сплошь желтые? А почему хурма называются "kaki"?
..
Париж хорош в это межсезонье. Мало туристов - если их вообще тут бывает мало, пустые ночные улицы. Хмурая охранница с таким же хмурым доберманом не сразу, но прогнала бы нас от пирамид Лувра, зато толерантно не заметила бы клошаров, спящих на гранитных постаментах меж колонн по периметру дворца. Кстати, их спальникам позавидовал бы любой заслуженный турист СССР, в них тепло и уютно, валяйся хоть на бульварах, на вентиляционных решетках метро, давших миру Мерлин Монро в задранном "ветром" платье, хоть в палатке, поставленной прямо на тротуаре площади Республики.
В самом же городе место встречи изменить нельзя. И назначить нельзя. Особенно если ты стала бы ждать меня на улице Пирамид, где вокруг магазины-магазины-магазины. Недалеко Лувр, еще ближе - Риволи и Тюильри, в ста шагах - площадь Согласия.. Но встречаться "где-то тут" - занятие часа на полтора. Нашлись бы в конце концов все равно у Лувра, предварительно перевглядывавшись в сотни интернациональных лиц и тел. Столица моды не щеголяет разноцветьем, черные одежды популярны так же, как и в России. Пока ты тут отыскала бы глазами мой темный костюм..
А в метро мы встречали бы любых чудаков, кроме "сами мы не местные". Аккордеонистов кавказского вида, лабающих неизменные Подмосковные вечера и Очи черные. Или растянутый за секунду меж поручней в конце вагона кусок черной простыни - и вот над ним уже началось кукольное представление. Или товарищ с губной гармошкой, выдающий на-гора какие-то остро-социальные памфлеты вида "корупсьён-политисьён-колобора- сьён". В сочетании с проплывающей иногда за окном эйфелевой башней - полное представление перфоманса и прочей нереальности происходящего.
Из витрин тебя пугали бы меренги нечеловеческого размера. Или наоборот, человеческого. С голову. А если бы ты потерялась на перекрестке восьми улиц - обычная их Этоль - парижане-нелюбезные-хамы (по рассказам) сами подошли бы "а не нужна ли мадмуазели помощь какая"..
Не говорят по английски? Но какая-нибудь молоденькая официантка долго и старательно выговаривала бы чуждое ей английское "not cooked", старательно пытаясь донести до тебя знание про стейк-тартар, и вправду сырой. Получаешь чудную вполне себе котлетку, которая на самом деле никаким образом не была кукд - легкий маринад, да чуть перца.
А под конец мы опоздали бы тебя на самолет, и твои промокшие от ужаса глаза выворачивали бы наизнанку мои способности по решению проблем, распихивая очереди из таких же опоздавших, и мелькая мыслями грандиозных планов остаться. Оставить тебя. Насовсем. Ensemble.
Приехала бы? А осталась?
Жаль, не проверил..