Свободные ассоциации
(памяти Фрейда)
Я люблю
нежный весенний ветер, который в грузинском языке называется "ниави",
трение некоторых самоцветов друг о друга, например, дымчато-синего иолита одна бусинка о другую,
по ночам закусывать, как признается Соня в диалоге с доктором Астровым,
метель в конце апреля, под которую поют соловьи, и тогда их уже не остановить,
англоязычную эссеистику Бродского,
Венецию, конечно,
жемчуг в ушах, на шее и груди,
большое количество шелковой ткани, брошенной на диван и лежащей там несколько дней в волнующих складках и перегибах,
цвет воды венецианской лагуны что-то смешанное из бирюзово-зеленого, серого, дымчато-голубого, с добавлением белил и еще чего-то, самый непостоянный и влекущий цвет,
грузинское искусство, особенно архитектуру горных монастырей,
полухолодный кофе с топленым молоком в середине дня вместо завтрака,
читать лекции понимающей аудитории,
помогать ближнему (как себе самому),
практически все сочинения Шопена и Шумана, Шуберта, Шостаковича и Шнитке (странное, однако, консонантное однообразие имен...),
Польшу везде, всегда, во всем, без исключений, даже детские леденцы на палочке в виде раскрашенного куска лимончика, которые в 70-м году назывались "лизак" и составляли ежедневную мечту детского воображения и вкуса,
живописца Лену Н., которой одной, как кажется, доступна тайна пространства и населяющих его духов воды, земли, времени, радости и много еще чего...,
небольшое плато на Машуке, на котором так замечательно сидеть в солнечный день ранней осени и созерцать огромную гряду Большого Кавказского хребта, за которым столько чудес..., и в это же время осознавать всю огромность и значительность мира,
вспоминать о своих победах над обстоятельствами,
знаменитый 3-й зал Ленинской библиотеки, о котором, как о храме, с самого раннего детства рассказывала мне мама и входя в который в первый раз в компании казавшегося тогда случайным человека, открывая тяжелую высокую дверь, в мгновение прочитала подобие молитвы и... была обожжена великолепием его силы и намоленностью воздуха и стен,
книгу физически, как материальную конструкцию, не говоря о других ее тайных и явных свойствах,
созерцание,
прохладные и изысканно-простые фактуры льняных полотен,
романтизм Марка Шагала,
петь в лесу,
подругу НГ,
слушать лекции умных и талантливых людей,
зеленый соус ткемали, просто так, без всего, просто пить из бутылочки, несмотря на кислоту,
прощать,
познавать,
отдавать,
уязвлять агрессивного наглеца,
лечить человека, но не только еще и утешать, и гладить, и согревать его,
звонить неожиданно своим бывшим привязанностям, правда, очень редко и очень немногим,
голос Пласидо Доминго,
стекло Мурано,
готовить, но не есть сациви, или борщ, или запекать библейских рыб на большом жаропрочном блюде,
загорать на сентябрьском солнце под Москвой на чьей-нибудь даче,
плавать по несколько часов в теплом послеобеденном море,
запах ванили и мяты а что если их смешать?..,
литературное наследие Фрейда,
перечитывать конспекты лекций и вообще быть настоящей студенткой в сорок восемь лет...,
путешествовать с любимыми людьми,
мечтать,
успокаивать невротика,
матовое золото напободие скифского,
арену античного стадиона в Вероне,
каракатицы-сепиа в собственном чернильном соусе, выловленные сегодня после полудня и приготовленные в трехсотлетней давности ресторанчике на улице шириной в два с половиной метра,
наивную живопись Пиросмани,
либеральные однотонные платья-рубашечки, примерно такие, какие носил как робы сошедший с ума Климт,
пастельные закаты,
старую дачу в Катуаре, на которой выросла и в вековых деревьях которой до сих пор вижу тени милых дворянских старух, которые меня искренне любили, когда головка была белой и кудрявой,
туфли из перчаточной кожи без каблуков или деревянные шлепанцы с подошвой из розового бука,
старые книги и лавки антикваров, особенно в Амстердаме,
философское наследие Ивана Ильина,
собственную идею о том, что Бог есть наше бессознательное,
белого голубя в центральном алтарном витраже Собора св. Петра в Ватикане как символ святого духа,
совпадения, несущие печать особых знаков,
образы Метерлинка,
нашу старую коммунальную квартиру на Красных Воротах, которой давно нет,
понтифика Иоанна Павла II,
быструю езду по ночной Москве,
медицинскую литературу,
провожать и встречать друзей в аэропортах по ночам,
платья с воланами,
встречать старых знакомых очень далеко от дома в неожиданных обстоятельствах,
дом Макса Волошина в Коктебеле, особенно высокие окна в эркере второго этажа, все выходящие на море,
акварельную живопись и акварельных женщин,
глаза и взгляд Роберта де Ниро,
диалоги иронично-умных евреев в телеэфирах (как недавний Познера и Жванецкого, который не слышала сама, но воображаю вполне),
целовать детей в темечко, и не только детей, и не только в темечко,
звучание флейты дождя,
джазовую певицу Нино Катамадзе,
доброжелательных старушек в нитяных беретках, которых теперь почти и не встретишь в Москве, - ни береток, ни старушек,
хирургов,
расслабляя, выравнивать энергию другого человека через тактильные практики на его стопах,
однотонное постельное белье,
встроенные стенные книжные стеллажи с обязательными маленькими фигурками чего-нибудь или кого-нибудь перед рядами книг (в квартире Фрейда на Берггассе, 19, оказывается, точно тот же принцип,,,)
тибетские медитативные чаши,
цветение жасмина,
состояние волнительного ожидания,
улыбаться незнакомым и, конечно, знакомым и любимым,
работать,
любить,
свою бессмертную душу,
тебя, мой единственный, бесценный читатель,
и
бесконечность времени и пространства текста. Как главного способа бытия.
↳
↳